меня царила умственная красота, которая пришлась бы по вкусу писателю, художнику, или любому творческому человеку. Но у многих людей, как правило, не было денег на жильё в таком доме, поэтому здесь жили люди, которые работали за троих, коей и была моя тётка.
Подъехав к нужному подъезду, я откинулся на сиденье, и положил руки на голову. Ураган, что бушевал сейчас в моей голове, сметал всё подряд. Я чувствовал, как уносились мысли из моей головы, как опустошалась голова, и я обретал свободу.
Убедившись, что содержимое автомобиля, да и сам автомобиль, не перейдёт в чужие руки, я забежал в подъезд, который внутри был больше похож на страшный сон моряка, нежели на обычный подъезд, какие я привык видеть. Стены этого подъезда были тёмно-синего цвета, и напоминали морскую бездну. Пробегая этаж за этажом, я чувствовал, будто проваливаюсь в океан, а безумный вихрь, что утянул не одного моряка, захватывает и меня, и я рискую стать его жертвой.
Остановившись у перехода с третьего этажа на четвёртый, я понял, что меня захлестнула волна пережитого. Всё, что копилось в моём разуме, вырвалось наружу под давлением этих стен, которые заворожили меня, словно они фокусник из цирка, а я наивный ребёнок, который доверяет каждому действию фокусника. С течением времени, эффект проходит и перестаёшь верить фокуснику, но с этими стенами было иначе… Они захватывали, пленили, и не отпускали.
У меня закружилась голова, я остановился у окна в подъезде, и смотрел на проходящих людей. Все они были одинаковы, но, в тоже время, такие разные. Человеческое многообразие в нашем мире захватывало дух, и меня забавляло то, что каждый человек хочет быть похожим на самого себя, хочет стать неповторимым и «единственным в своём роде», но в итоге всегда приходит к уже знакомому образу, теряя всякую надежду на то, чтобы стать неповторимым.
Состояние моё было связано с моей сильной усталостью. Я нуждался в тёплом ночлеге, горячей пище, и думаю, что когда я обрету это, то вновь стану ясно мыслить.
Я подумал о тётке. О моей любимой тётке. Я с теплотой на сердце вспоминал то, как проводил у неё время. Она много времени проводила со мной, мы гуляли, играли, читали, а в конце дня она готовила изумительные блины. В квартире всегда стоял прекрасный запах ванили, а в воздухе витала доброта. Эта доброта окружала меня, и согревала в моменты, когда я был не с тёткой. Эта доброта засела в сердце.
Собравшись с силами, я поднялся к нужной квартире, и, сдерживая страх, постучал в дверь. Долго ждать не пришлось, ведь уже через несколько мгновений мне открыли.
Но человека, который стоял передо мною, я не узнал. Передо мною стоял мужчина в старой и грязной майке, который смотрел на меня взглядом, лишенным всякого умственного наполнения. Осмотрев меня, он сказал:
– Кто таков? – Прежде чем ответить, я перевёл взгляд на номер квартиры, и понял, что точно не ошибся.
– Я… Тут жила моя тётя. – Я смотрел за реакцией мужчины, и понял, что он не сразу понял о чём я сказал.
Подумав и собрав все осколки, что составляли его память, он выпятил грудь, почесал лысину, и сказал:
– Прости, малец, но никакой тётки тут не было. Кажись ты квартирой ошибся.
– Я три года тому назад был здесь, у неё, и я помню номер квартиры, помню подъезд, и этот комод, на котором я случайно надломал край, я тоже помню. – Сказал я, указав пальцем на тумбу, которую тётка использовала для хранения всякого барахла.
Мужчина обернулся, посмотрел на тумбу, и повернулся ко мне. К горлу моему поднялся ком, я ощущал что-то неладное, поэтому сказал:
– Что случилось с ней?
– Малец, я ничего не знаю, зуб даю. Квартиру я купил у какого-то парня, но о никакой бабе он ничего не говорил. Можешь войти осмотреться, но знай, что я потом проверю все свои вещи.
Я кивнул, и переступил порог квартиры. Внутри уже не пахло ванилью, как раньше, а в воздухе не витала доброта, что исходила от моей тётки. Казалось, что обои побледнели, хотя я видел, что они такие же, как и раньше. Я не мог смотреть на квартиру так же, как и раньше. В стенах поселился холод, который, казалось, вытеснил краски.
Зная место, где тётка хранила документы, я сразу пошёл туда. Это был тайник в шкафу, который сделал для неё её ухажёр, и туда она прятала все свои документы. Об этом тайнике знали лишь те, кому она доверяла, и я был в их числе.
В её спальне не осталось ничего из того, что я помню. Кроме шкафа. Он стоял на месте, словно последнее напоминание о ней. Мебель заменили на более грубую, но этого следовало ожидать.
Открыв шкаф, я провёл рукой по нижней полке, предназначенную для обуви, и нашёл зазор, который нельзя было увидеть. После того, как я надавил на верхний левый угол полки, то тайник открылся, и добрую часть полки можно было вытащить, чтобы можно было добраться до содержимого тайника.
В документах можно было найти жизнь человека. Здесь было и свидетельство о рождении, и свидетельство о заключении брака, и свидетельство о расторжении брака. Вся её жизнь была задокументирована, и становилось жутко от мысли, что в будущем каждое наше действие нужно будет регистрировать.
Документы были без пыли, а значит кто-то совсем недавно открывал тайник, и доставал их. Здесь было много счетов, которые я отложил в сторону, и продолжал листать документы. Мне попадались старые фотографии, и, наконец, на руки мне попалось свидетельство о смерти.
Мир вокруг помутнел, я почувствовал, как по щеке прокатилась слеза. Я ощутил, как что-то холодное и влажное оказалось у моей ноги. Слёзы потекли ручьём, и начали капать на мои брюки.
Вытерев слёзы, я положил документы обратно, закрыл тайник, и пошёл к мужчине. Он сидел на кухне, и, тупо смотря в газету, пил кофе.
– Можете дать мне контакты того, кто продал вам эту квартиру?
– Что? Зачем?
– Думаю, что мне нужно с ним поговорить. Просто скажите поможете ли вы, или нет. Мне нужно что-то делать, и как можно быстрее.
– Хорошо-хорошо, малец, секунду. – Сказал он, и ушёл в спальню.
Вернулся он с блокнотом, и ткнул пальцем в адрес, который был написан корявым почерком. Адрес был мне не знаком, но я намеревался направиться туда. Сейчас я не думал о милиции, и о возможном розыске, мне нужно было узнать, что случилось с моей тётей. Моё
