Она обдумывала, не позвонить ли Хенрику. Но он, наверно, еще спит, его день нередко превращался в ночь, он предпочитал работать при свете звезд, а не при свете солнца. Поэтому она набрала номер отца в Ульвчелле, недалеко от Свега, на южном берегу реки Юснан. Он никогда не спит, ему можно звонить в любое время суток. Ей ни разу не удалось застать его спящим, когда она звонила. Таким же она помнила его с детских лет. Ее отец отвергал услуги Морфея, у этого великана глаза всегда открыты, он всегда настороже, готовый защитить ее.
Она набрала номер, но после первого гудка дала отбой. Сейчас ей нечего ему сказать. Положив телефон в сумку, она подумала о Василисе. Он не звонил ей на мобильный, не оставлял сообщений. Да и зачем бы ему это делать? На секунду Луиза ощутила разочарование. Но тут же отбросила эту мысль, для раскаяния места нет. Она родилась в семье, где никто не раскаивался в принятых решениях, даже в самых неудачных. Они всегда делали хорошую мину при самой плохой игре. Когда самолет приземлился на аэродроме неподалеку от Висбю, с моря дул сильный ветер, который немедля подхватил полы Луизина пальто, и она, пригнув голову, вбежала в здание аэровокзала. Ее встречал человек с табличкой в руках. По пути в Висбю она по виду деревьев поняла, какой силы был ветер — он срывал с них листья. Между временами года происходит сражение, мелькнуло у нее, сражение, исход которого предопределен с самого начала.
Отель назывался «Странд» и стоял на пригорке по дороге из морского порта. Луизе достался номер без окна на площадь, и она, разочарованная, попросила портье поселить ее в другой. Другой номер нашелся, поменьше, зато с видом в нужную сторону, и, войдя в комнату, она застыла, глядя в окно. «Что я вижу? — мысленно спросила она себя. — Что должно произойти там, на улице, на что я надеюсь?»
Словно заклинание, она раз за разом повторяла: «Мне пятьдесят четыре, я приехала сюда. Куда же я теперь пойду, когда же закончится мой путь?»
Она увидела, как пожилая дама изо всех сил старается удержать свою собачку под порывами ветра. Луиза ощущала себя скорее собачкой, чем женщиной в кричаще-красном пальто.
Около четырех она направилась в университет, расположенный почти на самом берегу. Дорога не заняла много времени, и Луиза успела обойти безлюдный порт. Волны бились о каменный мол. Цвет у здешнего моря совсем не такой, как у того, что плескалось возле греческого побережья и островов. Здесь оно более бурное, думала она. Неукротимое молодое море, замахивающееся ножом на первое попавшееся судно или пирс.
Ветер не ослабевал, хотя стал, пожалуй, порывистее. От причала отвалил паром. Луиза отличалась пунктуальностью и считала важным прийти не слишком рано, но и не слишком поздно. У входа ее встретил приветливый человек со шрамом, оставшимся от операции на заячьей губе, один из организаторов семинара; представившись, он сказал, что они уже встречались, много лет тому назад, но Луиза его не помнила. Узнавать людей — одна из самых трудных задач в жизни, это было ей известно. Лица меняются, часто до неузнаваемости. Но она улыбнулась и ответила, что помнит его, помнит прекрасно.
Они, двадцать два человека, собрались в безликом семинарском помещении, прикололи бейджики и после кофе — или чая — выслушали доклад доктора Стефаниса из Латвии, который на корявом английском открыл семинар, рассказав о недавних находках минойской керамики, как ни странно, трудно поддающейся определению. Луиза так и не поняла, в чем заключалась трудность — минойская керамика и есть минойская керамика, вот и все.
Вскоре она заметила, что не слушает. Мысленно все еще была в Арголиде, пропитанной ароматами коринки и тимьяна. Обвела взглядом людей, сидевших за большим овальным столом. Кто из них слушал, а кто, как и она, перенесся в другую реальность? Никого из присутствующих она не знала, кроме человека, утверждавшего, что они встречались когда-то в далеком прошлом. В семинаре участвовали археологи из скандинавских и балтийских стран, кое-кто из них занимался полевыми раскопками, как и она сама.
Доктор Стефанис резко закончил доклад, словно не имел больше сил изъясняться на своем дурном английском. После вежливых аплодисментов состоялась короткая и спокойная дискуссия. Первое заседание завершилось кой-какими практическими сведениями насчет завтрашнего дня. Луиза уже собиралась выйти на улицу, но какой-то незнакомый человек попросил ее подождать, потому что фотокорреспондент местной газеты хотел сделать фотографии случайно собравшихся здесь археологов. Он записал ее фамилию, и она наконец-то смогла под порывами штормового ветра сбежать к себе в гостиницу.
Луиза заснула и, когда открыла глаза, поначалу не сообразила, где находится. Телефон лежал на столе. Надо бы позвонить Хенрику, но она решила сперва поужинать. Выйдя на площадь, наугад пошла по улице и в конце концов набрела на подвальный ресторанчик. Посетителей было мало, еда превосходная. Она выпила несколько бокалов вина, снова ощутила досаду из-за того, что порвала с Василисом, и попробовала сосредоточиться на своем завтрашнем докладе. Выпила еще один бокал, мысленно повторила свое выступление. Этот доклад имелся у нее и в письменном виде, но, поскольку он был старый, она знала его почти наизусть.
Я расскажу о черном цвете глины. Красный оксид железа при обжиге из-за отсутствия кислорода становится черным. Но происходит это уже на последнем этапе обжига, на первом этапе образуется красный оксид железа, сосуд приобретает красный цвет. Красное и черное берут начало друг в друге.
Вино подействовало на нее, стало жарко, в голове перекатывались волны. Она расплатилась, вышла навстречу порывам ветра и подумала, что уже с нетерпением ждет завтрашнего дня.
Набрала номер стокгольмской квартиры. Опять отозвался автоответчик. Случалось, Хенрик, если речь шла о чем-то важном, оставлял ей специальное послание, сообщение, доступное всему миру. Она сказала, что находится в Висбю и скоро приедет. Потом позвонила ему на мобильник. Тоже безуспешно.
Ее охватило смутное беспокойство, мимолетная тревога, которой она толком не заметила.
Ночью она спала с приоткрытым окном. В полночь ее разбудили подвыпившие юнцы, что-то оравшие про распутную, но недоступную им девицу.
В десять утра она выступила с докладом об аттической глине и ее консистенции. Рассказала о большом содержании железа и сравнила красный цвет оксида железа с богатой известью глиной из Коринфа и с белой или даже зеленой керамикой. После неуверенного вступления — накануне многие участники семинара, очевидно, допоздна засиделись за ужином, обильно запивая его вином, — ей все же удалось их заинтересовать. Луиза говорила, как и рассчитывала, ровно 45 минут и закончила под громкие аплодисменты аудитории. В ходе дискуссии ей не задали ни одного каверзного вопроса, и, когда наступил перерыв на кофе, она поняла, что добросовестно отработала поездку.
Штормовой ветер стих. С чашкой кофе Луиза вышла во двор и села на скамейку, держа чашку на коленке. Зазвонил мобильник, она была уверена, что это Хенрик, но по номеру увидела, что звонят из Греции, — Василис. Поколебавшись, она решила не отвечать. Начинать душераздирающую перебранку сейчас не хотелось — слишком рано. Василис мог быть чрезвычайно многословным, если ему вздумается. Придет время, она вернется в Арголиду и повидается с ним.
