которой тот приехал, и показать дорогу к «круглой штуке, похожей на яйцо».
Когда все вышли из помещения, лейтенант Арпи позволил злобному веселью блеснуть в его глазах. Он тихо подошёл к мирно спящему Мёрфи, развалившемуся в кресле у коммутатора и яростно плеснул полный стакан холодной воды в его пухлое лицо.
— Я ухожу, Мёрфи. Если кто-нибудь захочет знать, куда, скажешь, что к тому метеору, что грохнулся в десяти милях к западу. И не спать!
Дав этот бесполезный совет, лейтенант Арпи вышел из комнаты, более довольный тем, что он только что сделал, чем всем, что произошло за весь день. В течение двух лет он мечтал вылить стакан воды на Мёрфи; в эту выдающуюся ночь его мечта сбылась.
Машина с пятью полицейскими проследовала за юным фермером из Джолиета по приличной гравийной дороге, превратившейся в ухабистую тележную колею, прежде чем они добрались до места назначения. Лейтенант Арпи присвистнул, увидев внушительную толпу, собравшуюся вокруг костра, подпитываемого свежесрубленными фруктовыми деревьями. Он свистнул громче, услышав обрывки разговоров, но обнаружил, что у него пропало желание свистеть, когда увидел «метеор» по другую сторону холма.
Теперь он был тускло-красного цвета и обещал полностью остыть в ближайшие два часа. Полицейские смогли подойти к «метеору» на расстояние пятидесяти ярдов и посветить фонариками на его поверхность, обнаружив, что она гладкая, как металл, и нигде нет ни трещинки, ни шва. Они молча обошли его кругом и обнаружили, что обратная сторона яйца такая же.
— Семьдесят голубых дьяволов, — многозначительно пробормотал лейтенант Арпи.
После этого он начал отдавать приказы своим людям, не желая, чтобы они подумали, что эта штуковина озадачила или поставила его в тупик. Он послал одного человека к ближайшему телефону, чтобы тот позвонил в главный офис и передал сообщение, что он, лейтенант Арпи, и четверо его людей останутся рядом с таинственным объектом до тех пор, пока шеф не сменит их, когда сочтёт нужным. Он приказал двум полицейским «охранять», по одному с каждой стороны от «метеора». На фермеров, с молчаливым любопытством наблюдавших за полицейскими, он совершенно не обращал внимания, считая, что они никак не мешают ему и не отвлекают от выполнения долга.
Вместе с оставшимся офицером они уселись на пригорке, после чего Арпи с гордостью поведал ему, как он героически плеснул водой в «этого проклятого любителя поспать», в течение двух лет безнаказанно досаждавшего ему своим оглушительным храпом. Но было совершенно естественно, что предмет, находившийся перед ними, стал очередной темой для разговоров, когда остальные темы иссякли, и стоило первым серым лучам приближающегося рассвета отодвинуть завесу тьмы, как Арпи заговорил:
— Джонс, я готов поспорить, что это металлическое яйцо — какой-то новый корабль, который придумал некий дурак-изобретатель, но так и не разобрался, как с ним обращаться. Или, может быть, эта штука изначально была неправильно сконструирована, понимаешь? Итак, он набирает скорость, пролетает, может быть, с десяток миль, и — бац! — что-то происходит, и он плюхается на землю, которую ему не следовало покидать, не проведя более тщательных тестов, понимаешь?
— Вот что я думаю, — возразил Джонс с уверенностью невежды, — это военная машина! Да, сэр! — военная машина. Возьмите Россию — вы можете хоть на минуту подумать, что она не готовится к войне? Ни за что в жизни! У неё есть учёные, что создают всевозможные штуки — отравляющие газы, пушки побольше и… и вот эту штуку, по-моему, являющуюся какой-то военной машиной…
— Может быть, — согласился Арпи, готовый уступить, но в душе не придавая словам коллеги особого значения, потому что знал, что чем больше противостоять такому человеку, как Джонс, тем увереннее он станет! — Послушай! — воскликнул он, оглядываясь по сторонам. — Толпа становится всё больше. Готов поспорить, что газеты и радио расскажут об этом уже к завтраку.
Затем лейтенант Арпи заметил молодого человека, одетого слишком аккуратно для фермера и стоящего рядом с ними, с нерешительностью смотря на них. Встретив взгляд офицера, парень подошёл ближе.
— Простите, — сказал Берт, а это был именно он. — Я… я слышал, как вы говорили о том, что, по-вашему, представляет собой эта штука, и я…
— Ну а, по-вашему, что это такое? — спросил Арпи несколько холодно.
— Трансатлантический ракетный корабль, — поспешно ответил Берт, желая произвести на них впечатление. — Один из тех кораблей, которые долетают от Берлина до Нью-Йорка за два часа — через стратосферу. Вы ведь видели их фотографии, не так ли?
— О-э-о… да, — солгал Арпи, не желая показать, что юноша удивил его. — Конечно, конечно. Итак, вы думаете… — он уставился на эллипсоид, словно взвешивая что-то в уме.
— На фотографиях они выглядят точно так же, как этот корабль, — с важным видом продолжил Берт. — Ракетные шахты сзади, и такие же должны быть спереди — для замедления, знаете ли. Но чего у этого корабля нет, так это крыльев. Сначала это меня озадачило, но я решил, что, поскольку эти ракетные корабли находятся на стадии эксперимента — о них и слышно-то только последние шесть месяцев — вполне может быть, что конструкцию постоянно изменяют.
В этот момент лейтенанта Арпи посетило вдохновение. У него появился шанс разгадать эту тайну до того, как корабль остынет настолько, чтобы его можно было внимательно рассмотреть, и до того пока не объявится шеф. Он поднялся на ноги.
— Как бы нам связаться с разработчиками этих ракетных кораблей?
— Позвоните в Нью-Йорк, — быстро ответил Берт. — У них там офис.
* * *
Профессор Хонштейн из Йеркской обсерватории, Уильямс-Бей, штат Висконсин, с горечью выругался, когда ассистент помогал ему выгружать фотопластинки, с помощью которых они намеривались запечатлеть изображение Сатурна.
— Чёрт возьми! Чёрт! Проклятье! — вскричал профессор, и его голос эхом отозвался в покрытом куполом помещении с телескопом, где до этого уже успели раздаться сотни проклятий. — Заканчивай с ними! Раз они испорчены, то нам не стоит с ними осторожничать.
Профессор резко щёлкнул выключателем.
— Пибоди, говорю тебе, это… это чертовски провоцирует! В самый подходящий момент проклятый метеорит — и, конечно, он оказывается ярким — вспыхивает в плоскости эклиптики. Почему… почему… он не мог выбрать другую часть неба? Его же полно…
У него была привычка подчёркивать слова покачиванием головы, и после этого раздражительного монолога он так резко
