ни постоянной партнерши. Я не могу вывалить особенности своей половой жизни ни начальству, ни инспекторам соцзащиты. Даже если меня выслушают, то осудят или не поверят. А мне хочется не просто сдать тест на отцовство, но и докопаться до правды.
– Хм, – Дарина почесала нос. – Светлана, брысь в дом, хватит подслушивать! Давай-ка прикинем. Совсем без оснований алименты не начислят. Значит, та, кто назвала тебя отцом, была осведомлена о том, где ты живешь, могла описать ситуацию, при которой скрытая связь не вызвала сомнений у коллегии. Сколько этажей было в доме?
– Пять.
– Соседки-волчицы были?
– Да.
– Ну, вот. Какая-нибудь из соседок, заметивших твои визиты к барсучихе, вполне могла заявить, что ты захаживал к ней. В это легко поверить – столкнулись возле мусорных баков, Демон Снопа попутал, алкогольное опьянение, переспали, она пыталась тебе намекнуть, ты обвинил ее в распутстве и заявил, что не собираешься воспитывать чужого ребенка. Она не вывезла роль матери-одиночки, сдала ребенка на попечение государства.
– Но почему меня, а не отца? – удивился Велько, чувствовавший неимоверное облегчение от того, что его не осудили, поверили и растолковали происходящее.
– Мало ли. Я сталкивалась со случаем, когда подследственная не помнила, от кого ребенок – несколько дней пила медовуху с «пылью», переспала с кучей волков. Соцзащита наседает только в момент отказа от ребенка, потом дело переходит в другой сектор. Возможно, дама, повесившая на тебя алименты, об этом знала. Побоялась открывать имя настоящего отца, чтобы не иметь неприятностей. Назвала наиболее подходящего кандидата, понимая, что ты сдашь тест, получишь назад удержанные деньги и забудешь эту историю. А ее уже не станут расспрашивать – практически, допрашивать, вынимая душу – и имя настоящего отца останется тайной.
– Ты можешь мне помочь? – спросил Велько, уставший от гипотез. – У тебя получится что-то выяснить по своим каналам?
– А что ты будешь делать, если узнаешь имя волчицы? – Дарина села, посмотрела цепко, вытряхивая тайные помыслы.
– Ничего плохого, – поднял руки Велько. – Клянусь, я не собираюсь устраивать разборки или требовать, чтобы она покаялась. Мне нужно понять, кто это. Для себя. Сложить головоломку. Сейчас, когда ты мне объяснила, как это могло произойти, я даже думаю…
– Что?
– Неизвестно, что там с родителями. Я мог бы как-то помогать этому волчонку. Меня взбесила принудительность, но я не желаю зла тому, кого бросили. Сам нахлебался в детстве всякого дерьма, поэтому…
Велько оборвал речь, поддерживаемую довольным ворчанием волка, выругал себя за ненужную откровенность. Дарина, похоже, оценила искренность его слов, смягчилась:
– Попробую, но не обещаю. К делу ребенка-отказника сложно подобраться. После праздника сделаю пару звонков, если – и когда – будет результат, сообщу.
Велько поблагодарил, пообещал отплатить, чем сможет, засобирался домой и был остановлен волчье-шолчьим семейством.
– Куда ты поедешь на ночь глядя? Заснешь за рулем, впилишься в отбойник и останется неизвестный сиротка без алиментов. Ложись где хочешь – или в доме на втором этаже, или в летней кухне, родители пристройку отремонтировали, поставили там большой диван.
– Я в пять утра пойду закидушки на озере проверять, если есть желание – вместе прогуляемся, – щедро предложил Гвидон.
– Нет, спасибо, – вежливо отказался Велько. – Я не рыбак. В дом точно не пойду. Я почти всегда сплю, перекинувшись. Можно будет лечь в каком-нибудь сарае или на летней кухне?
– Легко, – кивнула Дарина. – Батя даст тебе коврик.
Майор Грачанин вздохнул с облегчением: волк, услышав об отъезде, ощетинился – ему хотелось познакомиться со Светланочкой и выяснить, играет ли она в прятки. Нагружать семейство Вишневецких еще и проблемой внутреннего разлада он не хотел и не мог – и так уже достаточно вывернул душу. Спасибо за доброту, но прочее лучше оставить при себе.
Крупный бурый волк с темной полосой поперек лба, начинающейся между бровями и придающей ему вечно хмурый вид, поблагодарил отца Дарины за коврик вежливым тявканьем. И, улыбаясь, обнюхался со Светланой, проникшей на летнюю кухню вслед за дедушкой. Волк, в отличие от двуногого, желал возиться со щенятами – его и младшие братья в детстве никогда не напрягали, бегал с ними часами, вывесив язык. И в Плодовом переулке заставлял Велько перекидываться, играл в прятки с соседскими волчатами и шакалятами. И со Светланой бы поиграл, но, увы, было слишком поздно и темно.
Майору Грачанину игры в прятки были неинтересны, однако волк упрямо гнул свою линию – отказывался работать, выл, если Велько пытался запереться в квартире, дважды выбивал сетку от комаров и выпрыгивал в окно, благо, квартира была на первом этаже. Шашни с барсучихой зверю не нравились, он желал, чтобы Велько выбрал себе волчицу, наплодил волчат и позволил ему царствовать в маленькой стае. Желания шли вразрез, пару раз конфликт был заметен со стороны, и Велько еле отвязался от психолога, надававшего ему кучу рекомендаций по примирению. Истинной причины разлада психолог так и не узнал, Велько перевелся и старался на новом месте поддерживать хрупкий мир, не отодвигая зверя в сторону.
Светлана таращилась на него печально-удивленными глазами. Волк распушился, благосклонно принял комплимент: «Ого, какой вы здоровый, дяденька!». Майору Грачанину почтительность показалась напускной, а в вопросе: «Интересно, а кто сильнее, вы или папа?» он почуял подвох. К счастью, волк, уважавший законы гостеприимства, не помчался искать Гвидона, чтобы выяснить правду, а отправился на обход территории, обнюхивая букеты, корзины с фруктами и наполненные водой корыта, ванны и ушаты. Светлана семенила рядом, тявкала, давая объяснения: это для мытья черешни, которую будет мариновать бабушка, набрали про запас – а вдруг воды не будет. А это – свадебные букеты. Если Хлебодарная проявит милость и посетит свадьбу Солнца и Воды, то ягоды созреют, чтобы их можно было разделить между теми, кем дорожит хозяин или хозяйка букета. Волк сунул нос в охапку ветвей, облепленных зелеными ягодами, и чихнул – пахло странно, не понравилось.
Экскурсию прервал Гвидон, загнавший Светлану спать. Волк с темной полосой на лбу сходил во двор напротив, проверил машину, рассмотрел светящиеся украшения, ванны и черешню, съел рыбную котлету, предложенную ему тетей Викторией, и отправился в летнюю кухню, пропитанную фруктовой сладостью, на коврик-яблоко. Задремывая, майор Грачанин подумал, что здесь, в общине, не остался бы голодным ни сирота-волчонок, ни двое, ни трое, ни семеро. И в Плодовом переулке такого бы тоже не произошло – председатели домовых комитетов не допустили бы.
«Женись на шакалице, – буркнул волк. – А то к волчице ты никогда не подойдешь. Чем плохо? Мясо будешь есть в столовой. А, может, она тебя иногда будет мясом кормить – Гвидону же готовят».
«Не указывай», – огрызнулся Грачанин.
Его злило то, что волк давил. Как и в случае с алиментами – Велько был готов помогать по-хорошему, но не в принудительном порядке.
Выспаться ему