Яков Леонидович был тем самым инструктором РОНО, в прошломгоду ставшим директором «Юнги».
— Придется самой… Больше никто не соглашается. Всемсразу денег подавай.
— Справишься?
— Я-то справлюсь, опыт остался. Все-таки пять лет вартековских лагерях. А вот с вожатыми и воспитателями просто беда. Прошлогодниеуже не хотят, вдоволь накушались, а новых где взять? Через два месяца заезд, ау меня четыре отряда без педагогов.
— Да, за «так» сейчас никто шагу не ступит.
— И не говори, подруга… Хотя, спрашивается — чемплохо? Воздух, питание, озеро. Курорт! Народ за такое сам деньги сумасшедшиеплатит. Да еще и летит за тридевять земель в какую-нибудь Турцию. А тут даром ипод боком! Мало того, я еще по пятьсот рублей зарплаты выбила! Конечно, японимаю, ответственность большая: за детьми следить — не грибочкисобирать. Но это ж дело благородное. Государственное, можно сказать!
— Ой, Зин, да кто нынче о государстве думает?! —Надежда Михайловна взяла кусочек торта. — Себя бы прокормить.
— Послушай… может, возьмешь отрядик? Самый младший хотябы… И мне полегче, и ты отдохнешь…
Надежда Михайловна слегка растерялась. С одной стороны,отдых действительно не помешал бы, а с другой… Какой же это отдых, если каждуюминуту думать — чего бы с детьми не стряслось. Ответственность огромная. Аей нервничать нельзя: давление, как мячик по полу, скачет. Правильно говорят:для одних — курорт, для других — суровые будни.
Почувствовав, что подруга колеблется, Зинаида Андреевнапродолжила уговоры:
— Там ведь, Надюш, ничего сложного. Девочка послепедучилища справится, а уж с твоим-то опытом!.. За дисциплиной следить, кружоккакой-нибудь организовать, самодеятельность там…
— Я-то, Зин, не девочка… Седьмой десяток… А детишкисовременные, сама знаешь, не сахар…
— Понимаю, Надь, понимаю… Я помогу, если что… Хотя быодну смену. Выручи, а?..
— Не знаю я… Давай так. Я поищу кого-нибудь. Не найду,тогда уж сама… Хорошо?
— Ой, да конечно!.. — обрадовалась ЗинаидаАндреевна. — Ты не представляешь, как мне поможешь. Нашим шишкам ведь недокажешь ничего, они команду дали, а дальше дело твое… Вожатых, где хочешь, тами бери. А нормальных людей сейчас днем с огнем…
— Да, Зин… Нормальных мало…
* * *
Разместив новых гостей, майор Проценко поспешил вштаб — доложить руководству о пополнении. Это была обязательная процедура.Хозяин, или, говоря традиционным языком, начальник, должен был знать, сколькосидельцев прибавилось в зоне, чтобы до утра решить все бытовые вопросы,связанные с их благоустройством.
Хозяина звали Николаем Филипповичем. Фамилия, доставшаясяему от пращуров, на удивление точно соответствовала выбранному ремеслу —Вышкин. Подполковник внутренней службы. До высокой должности хозяина он дошелчестно, с самых прапорских низов. Причем без подленьких интриг, подсиживаний иволосатой руки в верхах. Поэтому Николай Филиппович пользовался у обитателейколонии если не авторитетом, то, по крайней мере, уважением. Это при том, чтозона была «черной», осужденные жили здесь по воровским законам, а администрацияособого влияния, в отличие от «красных» зон, не имела.
Проживал Вышкин, как и большинство персонала колонии, внебольшом поселке с засекреченным названием Потеряхино-2 и каждый деньнаматывал на спидометре служебных «Жигулей» сорок верст в оба конца. (Видимо,существовало еще Потеряхино-1, но никто из зэков не знал где и узнавать несобирался.) Жена хозяина трудилась на местной почте, пасынок учился в школе, астарший сын, от первого брака, окончив институт, перебрался к невесте, вЕкатеринбург, где пытался наладить мелкооптовый бизнес.
В прошлом году Вышкину стукнуло сорок четыре года. Двадцатьтри из них были отданы благородному делу — ограждению провинившейся частинаселения от некоторых благ цивилизации. Осенью, когда исполнится сорок пять,он сможет с чистой совестью выйти на пенсион и тоже перебраться с семьей вЕкатеринбург. Найти спокойную работенку в частной охранной структуре и жить безнервотрепки в свое удовольствие. Сын обещал помочь с обустройством. А вТихомирске — никаких перспектив. На одну пенсию не протянешь, а оставатьсяв колонии на должности не хотелось. Устал он от забот лагерных, унылого пейзажаи собачьего лая.
Сейчас, за полгода до славного юбилея, самой главной задачейВышкина было продержаться без чрезвычайных происшествий и катаклизмов в зоне.Чтобы ушлое начальство из управления не уволило сгоряча без пенсиона. У НиколаяФилипповича до сих пор висело не снятое «неполное служебное». В прошлом годудвое заключенных ухитрились удрать из лагеря почти как в фильме «Джентльменыудачи». В цистерне с водой. Один аморальный водитель приплачивал зэкам, чтобыте по-тихому грузили в его водовоз строительные материалы из промзоны —коттедж возводил на огороде. В очередной раз двое свободолюбивых мужичковвместо досок и гвоздей погрузились в цистерну сами. И не просто спрятались, нои воды по пояс закачали. На выезде из зоны машины не досматривают, а простоприкладывают специальный датчик, реагирующий на удары сердца. Наука на стражесвободы. Но наука не учла, что вода заглушает удары и датчик при этом безбожноврет… Поймали мужичков через две недели — в Потеряхино-2 прятаться негде,а до Тихомирска они добраться не смогли. Через тайгу идти не рискнули, аединственную трассу местная милиция и внутренние войска перекрыли на совесть.Шмонали не то что каждую машину — даже велосипеды. Но от серьезноговзыскания Вышкина это не спасло. А что такое «неполное служебное соответствие»?Почти край. Любая, даже мелкая, провинность — и ты на свободе. Безвыходного пособия и пенсии. А пенсию получить хотелось. Даже не из-за денег —деньги там смешные, а из-за принципа. Столько лет проходить в погонах, угробитьздоровье — и в итоге остаться без пайки хлеба и миски баланды! Будет оченьобидно и несправедливо. (А так — две тысячи рублей, льготный проезд вавтобусе. Что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость?)
Последний месяц приходилось особенно трудно. Первыйзам — по безопасности и оперработе — слег с межпозвоночной грыжей втихомирской больнице минимум на полгода. На замполита, вернее, заместителя покадрам и воспитательной работе, особо полагаться не приходилось. Замполит, он иесть замполит, а пьющий замполит — это вообще трагедия шекспировскойпробы. Поэтому вторым лицом в колонии сейчас был Федор ВасильевичГладких — начальник оперативного отдела. Этот тридцатичетырехлетний майоротвечал за оперативную работу в зоне, то есть за раскрытие и предотвращениепреступлений. Говоря альтернативным языком, был кумом. В общем, подполковникуВышкину приходилось крутиться за троих.
Когда помдеж Проценко переступил порог начальственногокабинета, он застал обоих отцов-командиров за игрой в самодельные шахматы.Хозяин вообще неровно дышал ко всякого рода зэковским поделкам — весь егоофис был заставлен подобными сувенирами, словно музей примитивного искусства.На стенах висели деревянные резные иконы и картины романтико-любовногосодержания, на специальных полочках пылились чеканные портсигары и всевозможныешахматы, шкатулки и блюда. На подоконнике грелись на солнышке расписные фигуркииз хлебного мякиша — традиционные тюремные и зоновские игрушки. Венчалоэкспозицию метровое распятие, вырезанное из дуба. Прямо над страдающим Иисусомвисел сохранившийся со времен развитого социализма богохульный лозунг «Нашацель — не наказание, наша цель — исправление». Богохульный, конечно,в связи с распятием. Но Вышкин как материалист-атеист на подобные пустякивнимания не обращал.
