— Филип Мастерсон, — поправил он дрогнувшим голосом. — Эмери мое второе имя.
— А я Сьюзен Уэллс. Полагаю, вы были когда-то хорошо знакомы с моей старшей сестрой Мирандой.
Филип помолчал, осторожно прикладывая пакет со льдом к голове Сьюзен.
— Я знал вашу сестру довольно близко. Очень близко.
Он старался, чтобы его голос звучал ровно и равнодушно. И уж конечно Филип не стал говорить Сьюзен, что когда-то даже пел ее старшей сестре песню о любви.
Сьюзен коротко вздохнула, словно решаясь на что-то, и наконец тихо произнесла:
— Миранда умерла.
Всего два слова — но Филип не сразу понял, что именно они означают. В конце концов, для него Миранда умерла уже давно.
Филип не знал, что сказать. Что он сожалеет? Он не был уверен, что в подобной ситуации нужны именно эти слова, поэтому очень обрадовался, когда зазвонил телефон, — это давало ему краткую передышку и возможность подумать. Он взял маленькую теплую руку Сьюзен и вложил в нее пакет со льдом, а затем повернулся к телефону.
— Миссис Райли?.. Да, я починил вашу тележку… Я завезу ее завтра… До свидания.
Филип опустил трубку на рычаг, сожалея, что разговор вышел таким коротким. Хорошо бы Винс позвонил — да кто угодно, лишь бы не оборачиваться сейчас к Сьюзен Уэллс, так похожей на свою сестру. На покойную сестру.
Вздохнув, Филип наконец повернулся к ней. Сьюзен Уэллс на вид было около двадцати пяти лет, в то время как Миранда была его ровесницей — сейчас ей было бы тридцать.
Сьюзен между тем поднялась со стула и, продолжая прикладывать лед ко лбу, двинулась в сторону двери.
— Когда же она умерла? — неохотно поинтересовался Филип, чтобы хоть что-то сказать.
В глазах Сьюзен заплескалась такая боль, что Филипу стало искренне жаль ее — должно быть, она очень любила свою сестру.
— Полгода назад.
— Но почему вы решили сообщить мне об этом? И почему именно сейчас?
— Сама не знаю. — Сьюзен пожала плечами.
Что-то в ее тоне насторожило Филипа — она словно недоговаривала всей правды. Они помолчали.
— Вы приехали из Кардиффа? — Это был родной город Миранды.
Сьюзен кивнула.
— Вы проделали долгий путь, чтобы сообщить мне эту печальную новость.
Филип хотел объяснить Сьюзен, что не виделся с ее сестрой долгие годы, что вместе они были совсем недолго, но ему показалось, что все это Сьюзен будет неинтересно. Какое ей, собственно, дело до сердечных переживаний малознакомого человека!
Сьюзен взглянула на Филипа, и он вдруг понял, что она прекрасно знает, зачем приехала в Хэвен. Знает, но почему-то не хочет говорить.
— Да, я проделала долгий путь, — эхом повторила Сьюзен. За всей ее напускной строгостью угадывалась усталость и какая-то нерешительность.
Сократ забыл нанесенную ему обиду и подбежал к Сьюзен, весело помахивая хвостом, словно она была его лучшим другом. Сьюзен одарила приветливого пса таким неприязненным взглядом, что если у Филипа и шевельнулось на миг в душе какое-то теплое чувство к этой женщине, год назад потерявшей любимую сестру, то сейчас от него не осталось и следа. Что можно хорошего сказать о человеке, который ненавидит собак?
Филип проводил непрошеную гостью. Сьюзен, наученная горьким опытом, на этот раз крайне осторожно переставляла ноги, спускаясь по ступеням. Филип увидел ее машину, припаркованную у забора, — канареечный «мини», явно не новый.
— Вы могли бы просто позвонить мне, вместо того чтобы ехать в такую даль неизвестно зачем, — процедил Филип, отбросив попытки быть вежливым.
Люди не едут Бог знает куда, если не имеют четкой цели. Сьюзен Уэллс явно чего-то недоговаривает, но Филип твердо решил отбросить всякое любопытство и побыстрее избавиться от этой женщины. Имея печальный опыт общения с одной из сестер Уэллс, Филип не собирался впускать в свою жизнь вторую, и неважно, что Сьюзен, похоже, полная противоположность Миранде.
Сьюзен дошла до ворот и оглянулась. Весь ее облик выражал колебание, наверное, она искала в себе силы сказать что-то важное. Что бы это ни было, Филип не собирался ее выслушивать.
— Очень мило с вашей стороны было заглянуть ко мне, — поспешно начал он.
Сьюзен растерянно попятилась.
— Берегите голову, вы сейчас в ворота врежетесь!
Сьюзен испуганно оглянулась — забор действительно был в опасной близости от ее затылка. Филипу показалось, что его грубый тон нисколько не обидел ее, более того, он явственно увидел на ее лице облегчение. Похоже, Сьюзен радовалась тому, что Филип оказался грубым, невоспитанным хамом. Что бы это значило? Филип хмуро взглянул на Сьюзен: загадки, сплошные загадки, черт бы их побрал!
Гордо распрямив плечи, Сьюзен двинулась к своей машине. Миранда двигалась иначе, но Филип с неудовольствием отметил, что любуется грациозной походкой, плавностью и мягкостью движений и жестов Сьюзен. Когда Сьюзен обернулась, он вновь был очарован чувственным изгибом ее губ.
Сьюзен села в машину, но не спешила трогаться, продолжая какое-то время смотреть на Филипа через ветровое стекло. Затем она завела мотор.
Вскоре желтенький, как цыпленок, «мини» пропал из виду. Филип продолжал стоять на крыльце. Он думал о том, что, наверное, никогда больше не увидит Сьюзен Уэллс, и говорил себе, что это к лучшему, но никак не мог забыть терпкий вкус и нежную теплоту ее губ.
Было уже довольно поздно, и, только начав дрожать от вечерней прохлады, Филип очнулся и понял, что на нем нет ничего, кроме полотенца. Нужно снова принимать горячий душ. Вздохнув, Филип направился в дом.
3
— Может, это и к лучшему, — говорила себе Сьюзен Уэллс, отъезжая от дома Филипа Мастерсона. — Он совершенно неподходящая кандидатура.
Несмотря на уверенность, с которой была произнесена последняя фраза, Сьюзен была расстроена всем происшедшим — возможно, из-за шишки?
Но она знала, что дело вовсе не в этом.
Поцелуй на крыльце дома Филипа Мастерсона — вот что не давало Сьюзен покою. Она никак не могла выкинуть его из головы — это оказалось не так-то просто. Уверяя саму себя в том, что этот поцелуй ничего не значит, Сьюзен чувствовала себя плохой актрисой и не верила сама себе. Можно солгать кому угодно, но невозможно обмануть себя. Она провела языком по губам, вспоминая вкус и силу губ Филипа. Это было мучительно. Хорошо было одно — то, что во время этого поцелуя на какой-то момент Сьюзен пришла в себя и смогла-таки вырваться из рук Филипа. Ей пришлось ударить его сумочкой, иначе ситуация грозила выйти из-под контроля — Бог знает чем мог бы закончится их поцелуй.
— Это уж точно, — сказала она самой себе, вновь вспомнив сильные руки, привлекшие ее полчаса назад к чуть влажному, наверное после душа, мускулистому торсу.
