не так, как перед тем стучал Калиновский. Вежливо и предупредительно.
— Да, — недовольно сказал ректор.
Дверь открылась. Заглянул секретарь Калиновского —худощавый долговязый дядька в нарукавниках. Поклонившись, пробормотал:
— Покорнейше прошу простить за то, что прерываю беседу…
— Ничего, — кивнул Калиновский, — это не самая приятная беседа, поверьте. Что у вас?
— С вашего позволения, Василий Фёдорович, прибыл курьер…
— Что-то срочное? — Калиновский нахмурился.
— Не могу знать, Василий Фёдорович. Он, извиняюсь, прибыл не к вам…
— А к кому? Что вы мне голову морочите? Говорите толком!
Я едва ли не впервые в жизни видел Калиновского таким взвинченным. Секретарь, кажется, тоже.
— Курьер прибыл к их сиятельству госпоже Юсуповой, — пробормотал он. — Сказал, что ему доподлинно известно — её сиятельство находятся здесь. А дело, мол, безотлагательное. Требует срочно пропустить его к госпоже Юсуповой.
— Вот как, — Калиновский нахмурился ещё больше. — Но вы не пропустили, разумеется?
— Как можно, Василий Фёдорович! — Секретарь прижал руки к груди. — Без вашего дозволения в ваш кабинет — ни в коем разе! Велел обождать в приёмной, а сам — немедленно сюда-с.
— Правильно сделали, благодарю. Возвращайтесь в приёмную. Я скоро буду.
Секретарь поклонился и исчез за дверью. А Калиновский повернулся ко мне.
— Константин Александрович. Верно ли понимаю, что явление курьера к госпоже Юсуповой — одна из составляющих того подтверждения ваших слов, которое вы упомянули?
Я неопределенно повёл плечами:
— Вероятно.
— Что ж, в таком случае — подойдите ко мне. И вы тоже, Платон Степанович.
Мы с Платоном подошли к Калиновскому.
— Я крайне редко использую такой способ перемещения, — проворчал Калиновский, — но вы мне просто не оставляете выбора! Нестись сейчас очертя голову по коридорам на глазах у всей академии означает создать ещё один повод для слухов. А их и так уже более чем достаточно!
Да уж. Я представил пухлого, коротконогого Калиновского семенящим по коридору. Представил его побагровевшее лицо, струящийся по вискам пот, оборачивающихся вслед курсантов… Н-да.
Бегущий генерал, как известно, в мирное время вызывает смех, а в военное —панику. На пользу не идёт ни то, ни то. Жизненной мудрости ректору не занимать, это точно.
— Возьмите меня за руки, господа. — Калиновский подал одну руку Платону, другую мне. Скомандовал: — Внимание! Портал.
Я едва успел моргнуть. Мгновение темноты — и вот мы втроём уже стоим в приёмной Калиновского.
Знакомые стены, отделанные панелями из тёмного дерева, стол секретаря с письменным прибором и стопками бумаг, богатый ковёр на полу. Вдоль одной стены — ряд стульев, обитых атласом, у другой стены — низкий столик с двумя креслами.
Секретаря в приёмной не было. Неудивительно — для того, чтобы попасть сюда, ему нужно было пройти по длиннющему коридору, спуститься с третьего этажа на первый и миновать ещё один длиннющий коридор. Зато в кресле у низкого столика развалился курьер — парень моих лет в тёмно-зелёной форме. Фуражку он небрежно бросил на столик, в зубах держал дымящуюся сигарету, в пальцах вертел серебряный портсигар.
Увидев нас — материализовавшихся неизвестно откуда прямо посреди приёмной, — парень открыл рот. Сигарета упала на ковёр.
Платон, взглянув на неё, поморщился и повёл ладонью. Окурок взмыл вверх, подлетел к пепельнице на столе и сам собой затушился.
— Как ваше имя, любезный? — глядя на портсигар в руках у курьера, ледяным тоном осведомился Платон.
— М-макар, — заикнулся парень. — Брагин Макар, ваше благородие…
— Это ваш портсигар?
Парень побледнел. Тоже посмотрел на портсигар. И осторожно крякнул:
— М-мой…
— Вот как? — Платон наклонил голову набок. — А отчего же, скажите на милость, на нём написано: «Господину Гриневу в благодарность за верную службу»?
— Что-о⁈ — взвился Калиновский.
Невидимая рука схватила курьера за шиворот. Вырвала из кресла и подвесила на невидимый крюк под самым потолком.
— Как ты смеешь, негодяй, трогать чужие вещи⁈
— Ы-ы-ы, — взвыл перепуганный насмерть курьер.
— Что здесь происходит, господа?
Дверь кабинета Калиновского открылась. В приёмную выглянула заплаканная красавица лет двадцати пяти. Если бы Надя не доносила до меня сплетни о том, сколько денег госпожа Юсупова тратит на косметическую магию, и я не знал доподлинно, что передо мной — мать Жоржа, то принял бы эту даму за его сестру. Из-за плеча Юсуповой выглядывал Илларион.
— Примите мои извинения, ваше сиятельство, — Калиновский поклонился Юсуповой. — Изволите ли видеть — прибыл курьер. Говорит, что к вам. Пока мой секретарь отлучился из приёмной, этот негодник стащил у него со стола портсигар.
— Фи, как неприлично, — выплывая из кабинета, возмутилась Юсупова. — Этого мерзавца следует высечь!
— Вы совершенно правы, ваше сиятельство, — Калиновский поклонился ещё ниже. — Однако, если позволите, прежде стоило бы узнать, что привело его к вам. Он утверждает, что дело весьма срочное.
— Ах, ну конечно, — спохватилась Юсупова. Нахмурилась и подняла голову вверх: — Что тебе нужно, милейший?
— Ы-ы-ы, — провыл перепуганный курьер.
— Изволь отвечать внятно, когда с тобой разговаривает княгиня! — Юсупова топнула ногой.
— В-вот, — прохрипел курьер. Неловко нащупал висящий на боку кожаный планшет, открыл и вытащил конверт. — Письмо до вашей милости, срочное…
— Так подай его сюда! — Юсупова снова топнула ногой.
Курьер, не придумав, видимо, ничего другого, разжал пальцы. Конверт описал в воздухе изящную дугу и воткнулся углом в высокую причёску Юсуповой.
Княгиня взвизгнула:
— Безобразие! Как ты смеешь!
— Позвольте, Зинаида Павловна, я помогу… — вокруг Юсуповой засуетился Илларион.
Он был ниже невестки почти на голову. Для того, чтобы ухватиться за конверт, Иллариону пришлось встать на цыпочки. Потянул он неловко, и в причёске от этого что-то нарушилось. Посыпались шпильки, на пол упали два роскошных чёрных локона.
Юсупова побагровела. Воскликнула:
— Ах! — Присела на корточки, одной рукой подбирая с пола фальшивые локоны, другой оттолкнув Иллариона. — Господа, немедленно выйдите отсюда! Мне необходимо привести себя в порядок!
— А письмо прочитать вы не хотите? — с трудом сдерживая смех, спросил я.
— Письмо? — переспросила Юсупова. — Какое письмо?
Н-да. Тот случай, когда все блага, отмеренные мирозданием, ушли в красоту.
— Вот это, ваше сиятельство.
Калиновский повёл рукой. Конверт выпутался из волос Юсуповой и порхнул к нему. Калиновский с поклоном протянул письмо Юсуповой.
Голубой конверт был разрисован синими розочками. Не заклеен и не
