знал твердо. Никто не станет разбираться в их с шефом отношениях. Просто ни один ученый в здравом уме не станет связываться с диссертантом, от которого вот так избавился его научный. Дорога к защите теперь закрыта.
- Но, кажется, недавно молодой человек получил американский грант, значит, его исследование впечатлили заокеанских коллег?
Шеф тонко улыбнулся.
- Конкурс был рассчитан только на молодых ученых, поэтому документы молодой человек подавал сам. Естественно, я и декан факультета не отказывались от участия в исследованиях… - и шеф многозначительно поглядел на ректора.
Роман даже восхитился невольно. Высший пилотаж! И ведь ни слова лжи – и правда, американский конкурс был только для молодых, и документы и проект Роман сочинял сам, почти не веря, что может выиграть. А когда все-таки выиграл и на счет университета пришла солидная сумма, шеф с деканом и верно, от участия не отказались – набежали, руки выкрутили, и перетащили большую часть денег под себя. Но из слов шефа сейчас категорически явствовало – Роман к выигранному конкурсу никакого отношения не имел, проект сочинили шеф и декан, и только подали его от имени Романа, чтобы попасть в условия. И ведь ничего не возразишь и ничем не докажешь – весомость твоих слов определяется титулами и званиями.
- Именно теперь, когда нас ждет такая серьезная работа по американскому гранту, мы не можем позволить себе… балласт, - и шеф презрительно глянул на Романа, - У меня сейчас появился новый аспирант, молодой, перспективный мальчик, настоящий фанатик науки. Английским владеет. Он будет нам весьма полезен для работы над американским проектом – мы уже ведем переговоры с американцами по поводу замены исполнителя. Так что ставка младшего научного мне нужна для того, кто будет на ней действительно работать.
Ректор устало поглядел на шефа, потом перевел взгляд на Романа. Он был умен и опытен и не слишком верил шефовому негодующему пафосу. Но спорить он не станет. Больше всего его устроило бы, чтоб Роман не поднимал шума, чтобы эта неприятная история завершилась и можно было, наконец, идти домой. А завтра Новый год и так хочется сохранить хорошее настроение. И тут шеф поставил в Романовой судьбе жирную точку:
- Поэтому я прошу уволить Романа Борисовича, как не справившегося со своими обязанностями. С соответствующей записью в трудовой книжке.
А вот это со стороны шефа просто гениальный ход! Он потребовал максимума и дал ректору возможность легко и просто остаться хорошим в собственных глазах.
- Ну зачем же так жестко, Иван Алексеевич! – примирительно загудел ректор, - Даже если и оступился молодой человек, не стоит трудовую книжку портить. У него еще вся жизнь впереди. Идите в отдел кадров, юноша, - он снисходительно поглядел на Романа, - И пишите по собственному желанию. Идите, идите. Пусть все случившееся будет вам уроком.
- Да, - кивнул Роман, - Благодарю вас. Я и правда многому научился.
- Уходит от нас молодежь, - осуждающе глядя на Романа, кадровичка приняла его заявление, - Все вам надо побыстрее, пораньше. А потом еще говорят о провинциализме нашей науки. Конечно, когда молодой крови нет.
Шеф переминался под дверью отдела кадров – так заботливый отец караулит свое чадо во время трудных экзаменов. Образу нежного родителя только не соответствовала злорадная усмешечка на губах.
- Жаль, что вы при ректоре спорить не стали, - вздохнул он, оглядывая Романа, - Тогда бы я точно добился увольнения по статье. Жаль. Впрочем, и так неплохо получилось. Не рассчитывайте, молодой человек, что найдете работу в другом вузе, уж я об этом позабочусь. И не вздумайте никому совать свою диссертацию – все будут предупреждены. Вам даже в школе литературу преподавать не удастся. Таких как вы к молодому поколению подпускать нельзя. - шеф постепенно распалялась, пухлые щеки залила болезненная краснота. - Да, кстати! Вы в издательстве остались 500 гривен должны.
- За что? – ошеломленно спросил Роман.
- Ну как же! Методичку свою печатали?
- Но подождите… - жалко забормотал Роман, - Это ж еще в том году было! Она же в рамках темы публиковалась, мы ею потом за год отчитывались. Вы должны были из бюджета темы перечислить!
- Я, молодой человек, вам ничего не должен! – с глубоким удовлетворением сообщил шеф, - Долги приходится платить! Все долги! Вы сполна ответите за погубленное произведение искусства, Александр Сергеевич на том свете порадуется, вы заплатите…
- Иван Алексеевич, - просительным, почти молящим тоном сказал Роман.
- Да? Вы о чем-то хотели попросить? – мгновенно отреагировал шеф. Похоже, для полного морального удовлетворения ему не хватало как раз Романовых оправданий и просьб.
И Роман попросил:
- Заткнулись бы вы, а?
- Да как… Как вы смеете!
- А вот верите, Иван Алексеевич, теперь – смею, - и коротко кивнув, Роман сбежал вниз по лестнице, понимая, что оставляет университет навсегда.
Его ждал одинокий Новый год – с бутылкой самого дешевого шампанского и подведением жизненных итогов. Ну, а что еще делать, если вся твоя, пусть не самая радостная, но понятная и привычная жизнь, вдруг оказывалась разнесенной вдребезги, и на этих жалких руинах предстояло как-то, непонятно как, начинать новую.
А бутылку дешевого шампанского тоже еще предстояло купить. Роман выскочил из маршрутки поблизости от супермаркета. Обревизовал наличность в бумажнике. М-да, не густо. Зарплату за декабрь ему выплатят, а что потом – совершенно непонятно. И еще 500 гривен долгу. Может, не стоит тратиться на шампанское? Роман покачал головой. Символ должен быть, а не то от всех нынешних многочисленных радостей как раз с ума сойдешь. Или повесишься. Лучше бы сейчас, конечно, водки, но… Повторимся – Новый год все-таки, символ должен быть.
Одно хорошо, когда денег нет, проблема выбора тоже не обременяет. Что там марка, букет и прочие буржуазный глупости. Находишь самую дешевую – и пошел к кассе. Перед полками с шоколадом Роман остановился. Тут же мысленно погрозил сам себе пальцем. Девушки, чтоб шоколадом угощать, у него нет, а сам шампанское и картошкой закусит. Шампанское и жаренная картошка – какая, однако, вкуснота!
Он уже хотел шагнуть прочь… Замер. Зябко повел плечами. Теперь он точно знал, что чувствует канат, когда его перетягивают. В перетягивание каната играли Романовы чувства. Глаза ясно говорили – вокруг никого. И в то же время не покидала уверенность, что рядом с ним кто-то стоит. Он огляделся. Охранник с рацией в самом конце длиннющего ряда сладостей – приглядывает, чтоб господа покупатели батончики не тырили. Да еще пацан лет одиннадцати. И тут же Романа отпустило. Органы чувств пришли к согласию – никакого больше иллюзорного присутствия.