— Ну, теперь эта вонючка хорошо связана и больше не доставит нам хлопот.
Эти слова, произнесенные хриплоголосым альгвасилом, больно задели Росильона, но единственное, что он мог сейчас сделать, — это выразить робкий протест.
— Я прошу вашу милость, чтобы объектом ваших усердий являлся только я и чтобы вы избавили от подобного унижения мою жену, которая ничем не провинилась перед святой инквизицией.
— Мы с удовольствием так бы и поступили, если бы были уверены, что она не станет создавать нам проблем, — ответил иезуит. — Однако здравый смысл подсказывает нам, что нужно попридержать ее еще некоторое время.
— Вы — грязные паршивые псы! — крикнула женщина и тут же получила сильный удар по лицу, от которого потеряла сознание.
В отличие от Росильона, охваченного отчаянием из-за невозможности противостоять подобному бесчинству, ни епископ Перес Прадо, ни иезуит Кастро не испытывали каких-либо угрызений совести, наблюдая за насильственными действиями своих подручных. Правда, не испытывали до тех пор, пока не заметили девочку, которая, услышав шум происходившей здесь возни, появилась из-за двери, ведущей в соседнее помещение. Когда инквизитор встретился глазами с этой маленькой невинной девочкой, ему вдруг стало ее жаль, и он решил как можно быстрее покончить со всем этим.
Он приказал освободить женщину от пут — тем более что она все еще была без сознания — и как можно быстрее увести обвиняемого. Один из альгвасилов уже начал освобождать женщину от веревок, помогая себе короткой шпагой, когда на него со спины вдруг набросилась только что вошедшая девочка. Она стала молотить своими кулачками по спине человека, который связал ее мать и, похоже, намеревался насильно увести из дому ее отца. Малышка, толком не понимая, что происходит, тем не менее инстинктивно почувствовала нависшую над ней неведомую грозную опасность и, напрягшись всем телом, бросилась на этого человека. Навалившись на него со спины, она направила свои усилия на те места, которые, как ей казалось, являлись самыми уязвимыми, а именно на уши и шею, и стала лупить по ним кулаками и царапать их. Раздавшиеся резкие окрики отца так и не смогли удержать ее от этого бесполезного порыва, однако от этих окриков пришла в сознание мать, причем как раз в тот момент, когда альгвасил, разозлившийся из-за назойливых попыток девочки причинить ему вред, грубо отшвырнул ее, в результате чего она упала на пол. То, что случилось дальше, происходило под ошеломленными взглядами окружающих настолько быстро, что никто не успел произнести даже слова, и единственным раздавшимся звуком был сдавленный крик женщины, в сердце которой вонзился смертельный клинок, оказавшийся между ней и альгвасилом как раз в тот момент, когда она попыталась наброситься на своего мучителя. Она невольно схватилась руками за холодную сталь шпаги и за руку альгвасила, впившись взглядом в его глаза, а затем замертво рухнула наземь.
Маленькая Беатрис неподвижно сидела на полу в некотором отдалении, совершенно спокойно наблюдая за тем, как убийца вытаскивает свое острое оружие из груди ее матери. Затем этот человек с обескураженным видом вышел из комнаты вслед за всеми остальными, не выказывавшими никакой жалости по отношению к оставшейся без матери маленькой девочке.
Перекошенное от гнева лицо вошедшего в библиотеку епископа Переса Прадо свидетельствовало о том, что в ходе только что проведенного ареста не обошлось без эксцессов. Хозяев уже и без того волновал вопрос, чем же был вызван раздававшийся шум, а теперь, когда они увидели лицо епископа, им еще больше захотелось узнать, что все-таки произошло во время ареста.
— При выполнении нашей святой миссии случилось непредвиденное несчастье! — Епископ рухнул в кресло с такой силой, как будто ему на плечи давила Вселенная. — Поверьте мне, это была всего лишь трагическая случайность! — Он начал тереть себе глаза носовым платком, словно бы пытаясь избавиться от ужасного видения. — Какое горе! — продолжал бормотать епископ, так и не сообщая ничего вразумительного.
— Несчастье. Трагическая случайность. Горе. Прошу вас рассказать нам, что же там все-таки произошло, — и побыстрее.
Маркиз сел рядом с иезуитом и похлопал его по спине, пытаясь приободрить.
— Жена Росильона мертва, — наконец сказал епископ без дальнейших проволочек.
— Юстина? — Первый министр испуганно поднес руки ко рту. — Мертва? — Он с силой схватил епископа за плечи. — Немедленно расскажите мне обо всем, что там произошло!
Иезуит стал так подробно и обстоятельно рассказывать о случившемся, что маркиз и его гостья почувствовали себя очевидцами кровавых событий, как будто все это происходило у них перед глазами.
— И малышка все это видела? — Мысли Фаустины были заняты только тем ужасным несчастьем, которое обрушилось на девочку. — А с кем осталась эта бедняжка?
Графиня де Бенавенте решительно поднялась, чтобы отправиться на поиски девочки. Дон Сенон, однако, убедил ее подождать, пока он не проводит главного инквизитора, который горел желанием побыстрее покинуть этот дом, объясняя свою поспешность необходимостью срочно доставить обвиняемого в тюрьму, хотя на самом деле ему просто не терпелось уйти подальше от места совершенного преступления.
Графиня прождала в библиотеке несколько минут. Маркиз вскоре вернулся, и они вдвоем направились в жилище его — теперь уже бывшего — камердинера.
По дороге маркизу пришлось успокаивать переполошившихся слуг, выходивших из своих комнат ему навстречу. Некоторые из них были просто обеспокоены, а другие — не на шутку напуганы раздававшимися здесь криками, да и самим появлением в коридоре инквизиторов. Никто из слуг не решался войти в жилище Росильона — то ли из осторожности, то ли из-за страха, то ли в силу и того и другого. Они просто стояли перед дверью, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Маркиз приказал вернуться в свои комнаты всем, кроме мажордома, которого он попросил помочь ему разобраться с последствиями происшедшего несчастного случая.
Открыв дверь и войдя внутрь, они оставили за своими спинами обычную, нормальную жизнь и попали в удушливую атмосферу помещения, наполненного ужасом смерти.
Смерть нарисовала здесь жуткую картину, персонажи которой замерли в пространстве и во времени, словно бы их и вправду запечатлели на неком воображаемом холсте.
Безжизненное тело женщины распростерлось на ложе из ее собственной крови. В ее открытых глазах словно бы застыли изумление и отчаяние, а из груди у нее все еще вытекала струйка густеющей крови. В комнате стоял тошнотворный сладковатый запах.
В самом центре этой картины находилась неподвижная детская фигурка. Девочка казалась поразительно спокойной и, находясь рядом со своей матерью, была словно бы соединена с ней невидимыми узами — она не могла оторвать взгляда от лица матери. Во взгляде девочки не было абсолютно никакого выражения, ее мысли словно бы спрятались в холодной глубине ее черных глаз.
Трое взрослых, оказавшихся свидетелями этой жуткой сцены, какое-то время не могли прийти в себя.
