И почему окончательность слова «разведены» до сих пор причиняет мне боль?
Я посмотрела на разорванное красное сердце на обложке книги.
— С чего ты взял, что мои родители разведены?
— Да ладно, Очкарик, это же классика, — сказал он, постукивая пальцами по подлокотнику. — Единственные дети, которые летают в одиночку, это дети разведённых родителей. Летишь повидаться с родителем, с которым не живёшь, возвращаешься с визита, летишь к бабушке и дедушке того родителя, с которым больше не живёшь…
Я сглотнула и потёрла бровь, желая сказать ему, чтобы он заткнулся, потому что мне не нравилась картина, которую он рисовал. Неужели мне теперь предстоит участь «ребёнка разведённых родителей», который накапливает мили за частые перелёты и заводит приятельские отношения с бортпроводниками? Мне и в голову не приходило, что придётся совершать этот печальный одиночный полёт больше одного раза, после того как всё будет окончательно решено.
Боже, я всё ещё не была готова говорить об этом, произносить это ужасное слово на букву «р» по отношению к моим родителям.
Особенно не с Мистером Ничто.
— Значит ли это, что и твои разведены?
Тут он посмотрел на меня по-настоящему, в его взгляде читалось что-то человечное, и на мгновение мне показалось, что, может быть, он не такой уж и придурок. Но также быстро этот взгляд исчез, и на его место вернулся зазнайка.
— О, да. Официально полгода назад, и это уже третий раз, как я летаю один с тех пор.
Я не хотела быть частью клуба «детей разведённых родителей», я даже не хотела знать о его существовании. Мне хотелось, чтобы моя жизнь снова стала нормальной, а не какой-то сюрреалистической версией, где я одна на десятичасовом рейсе, сижу рядом с циничным подростком-экспертом по разводам, когда я должна быть дома, в своей детской спальне.
— Всё ещё отрицаешь, да? — он посмотрел на меня так, словно я действительно была наивным ребёнком. — Я это помню. Думаешь, если не примешь свою новую роль, она к тебе не прилипнет. Будто если ты щёлкнешь каблучками и произнесёшь: «Нет места лучше дома», то каким-то образом сможешь обмануть Вселенную, чтобы она не заметила перемен и вернула твою жизнь в нормальное русло, верно? (прим. пер.: отсылка на «Волшебник страны Оз»)
Его слова обожгли меня изнутри, распространяя жар по всему тело от того, насколько точно он описал мои эмоции. Я прочистила горло и сказала: — Ты ничего обо мне не знаешь. Наверняка отстойно быть «ребёнком разведённых родителей», и мне искренне жаль. Теперь можно мне, пожалуйста, почитать книгу?
Он пожал плечами и ответил: — Читай, я не запрещаю.
Я принялась читать, но книга не стала тем спасением, на которое я рассчитывала. Я то и дело бросала косые взгляды на соседа, опасаясь, что он снова начнёт говорить. Чувствовала, что он не оставит меня в покое, а значит, расслабиться не получиться.
Особенно, когда он сидел, словно солдат по стойке «смирно», с таким видом, будто вот-вот набросится, а его большие пальцы постукивали по подлокотникам, будто он не мог усидеть на месте.
Мои глаза скользили по страницам, текст был неплох, но, видимо, недостаточно хорош, чтобы я забыла о Мистере Ничто и о «новой» жизни, которая ждала меня по приземлению. Я так старалась вникнуть в прочитанное, что удивлённо ахнула, когда стюардесса остановилась у моего ряда, спрашивая, не хочу ли я чего-нибудь выпить.
— А тебе, милая?
— Ой, можно мне, пожалуйста, половину обычной колы и половину диетической, смешанных в одном стакане? Без льда, пожалуйста.
Я почувствовала, как Мистер Ничто повернул голову в мою сторону.
Стюардесса выглядела раздражённой, словно просьба ребёнка о чём-то необычном была верхом наглости. Она ответила: — Нужно выбрать одно или другое. Оба варианта вместе нельзя.
— Я, эм, вообще-то, не хочу оба, правда, — я попыталась улыбнуться ей как можно вежливее. — Понимаете, раз уж вы разливает газировку пассажирам, а не просто раздаёте банки, оставшаяся половина не пропадёт. Поэтому я бы хотела, чтобы вы просто налили немного того и другого в мой стакан, вместо одного вида. Объем жидкости останется тем же, просто будет состоять из двух компонентов.
Я взглянула на Мистера Ничто, он улыбался, полностью сосредоточившись на мне. Его глаза сверкали, словно он смотрел любимое телешоу, и я чувствовала, что он сдерживает тысячу саркастических комментариев.
Стюардесса протянула мне мой «полугазированный» напиток, и я поблагодарила её. Явно было заметно, что мне не рады. Я сделала глоток и как раз глотала, когда он сказал:
— А, теперь я понял. Ты из тех девушек, которые требуют много усилий.
— Что? О чём ты?
— Требующая много усилий, — он выглядел так, словно полностью меня разгадал, будто решил головоломку. — Девушка, с которой много возни. Ты хочешь пить, но тебе нужны два разных вида колы, смешанные вместе. И без льда.
— Просто мне так нравится, — сказала я, пытаясь говорить непринуждённо и не защищаясь, пока он переходил в режим всезнайки.
— Конечно, — он скрестил руки на груди и добавил: — Но «требующая много усилий» — это твой стиль.
— Нет, не мой, — сказала я немного громче, поскольку теряла терпение.
— Конечно, твой. Ты стоишь в очереди на посадку за час до вылета, потому что тебе нужно место у окна. Ты образцовая дежурная по коридору. Спорим, когда позже будут раздавать обед, твой будет немного отличаться от остальных, верно?
Я моргнула, не желая отвечать.
Он ухмыльнулся. — Я прав, вижу это по твоему лицу. Вегетарианка?
Я вздохнула и мысленно пожелала машину времени, чтобы вернуться назад и не разговаривать с Мистером Ничто в очереди на досмотр.
— Да, я заказала вегетарианское блюдо.
Впервые с момента нашей встречи он выглядел искренне довольным.
— Ну, конечно, ты вегетарианка.
— Я не вегетарианка, — сказала я, абсолютно довольная его ошибкой.
Он нахмурил свои тёмные брови. — Тогда почему ты заказала вегетарианское блюдо?
Я заправила волосы за уши, подняла подбородок и сказала:
— Потому что я не доверяю качеству мяса в еде на борту самолёта.
Это принесло мне ещё одну
