один хороший момент, кстати.
Покрутил головой, насколько возможно. Нормально. Ничего нигде не болит. Это большой плюс. Видимо, сказывается отсутствие болевых ощущений. Спасибо моей рогатой девочке. Блин… У меня много рогатых девочек. Надо как-то их распределить. Типа — самая любимая, просто любимая, потом можно по номерам. Короче, спасибо Лилит. При встрече обязательно поблагодарю лично. Хорошая была мысль, избавит бедного меня от всяких неприятных моментов. Когда тебя лупят по башке, это точно неприятно. Ещё и чревато последствиями в виде головной боли. А я сейчас должен соображать максимально хорошо. Чтоб понять, что происходит.
Сел и осмотрелся. Нахожусь в помещении, сильно напоминающем камеру. Голые стены, решетка, отгораживающая комнату от остального пространства, под потолком маленькие красные «глазки». Рядом замер хмурый Рогатый. Мне он был незнаком.
Единственное, что сразу бросилось в глаза — козырная кожаная куртка, в которую он был одет. С заклёпками. Прям мечта моей молодости. Если получится, обязательно заберу ее себе.
— Ты кто такой? — Рогатый склонил голову к плечу, рассматривая меня с интересом.
— Во как… Ты не знаешь, кого притащил в… А кстати, куда притащил? — я кивнул в сторону решетки. — Если это тюрьма, то, мне кажется, не очень разумно сына Саввы Морозова сажать в кутузку. Есть ощущение, папеньке это сильно не понравится. У нас, вроде бы, только Аракчеева имеет такие полномочия. И ты, уж прости, не сильно похож на Наталью Алексеевну. Не могла она так сильно измениться за день.
— Шутишь… — Рогатый усмехнулся. — Ну, да. Меня предупреждали, что поведение у тебя оставляет желать лучшего. Ты не Морозов. Поэтому ещё раз повторяю. Кто? Есть точная информация, что ты даже не темный.
Я сидел на полу этой камеры, с приклеенной на губах улыбкой, стараясь вообще никак не выдать своего удивления. Что за гадство, твою мать? О подмене Княжича знают только Седой, Колька, Богиня, Патриарх Юсуповых… Черт. Уже выходит до хрена. Вот правда говорят, меньше народу, больше кислороду. В данном случае, буквально. Потому что кислород это, блин, жизнь. И моя сейчас, судя по настрою незнакомого товарища, который мне вообще ни разу не товарищ, висит на волоске. Я прям чувствую всеми фибрами души, что хочется ему открутить мою голову очень сильно. Вон, облизывается даже, гад.
— Интересно, конечно. Но говоришь ты полный бред. Как же не Морозов? Смотри, рога есть? — я постучал костяшками пальцев по своей башке. Звук вышел подозрительно гулкий. — Есть. Большие? Большие. Ты если не в курсе, то подскажу, чем больше это богатство, тем выше статус.
— Спрашиваю последний раз, кто ты такой? — как ни в чем не бывало снова повторил Рогатый свой вопрос. Будто и не с ним сейчас говорил. Или тупой, или глухой, или настырный. — Кто. Ты. Такой.
Какой настойчивый тип, однако. И все же, они не уверены, что я действительно не Морозов. И уж тем более не уверены, что я не являюсь частью их прекрасного полудемонского общества. Иначе не потащили бы в комнату, где глушится Сила. А что самое классное, они наверняка не догадываются о моей особенности впитывать и зеркалить то, что применяют ко мне. Короче, ни черта они не знают. Есть какая-то левая информация, в достоверности которой они не уверены. И есть какой-то интерес им во мне. Все. Остальное — муде по воде.
Почему я говорю «они»? Потому что этот тип точно не один. Я чувствую, как за нами наблюдают. С помощью тех самых красных «глазков», которых до энтой матери. Потому что чужие взгляды на своей шкуре я могу определить всегда. Это — старая привычка. Благодаря ей я много раз, находясь в шаге от смерти, оказывался быстрее, чем старуха с косой. Правда, нарика за своей спиной не почувствовал. Это да. Это лоханулся. Был бы жив. Но сейчас тот факт, что за мной наблюдают, могу гарантировать на сто процентов.
Рогатый должен добиться признания. Или наоборот, убедиться, что произошла ошибка. Вот только интересно, в этом случае что они сделают? Вернут Савве Морозову сына с извинениями. Мол, простите, херня вышла? Нет. Он им по идее должен бошки поотшибать. Значит, что? Значит, выпускать меня отсюда никто не собирается. Пойдут на убийство? Или будут держать в плену? Или, может, папеньку ожидает шантаж? Вариантов на самом деле до хренища.
— Я — Никита Саввович Морозов. Наследник рода. А ты — практически труп. Потому что тебя убьет либо мой отец, либо я сам. Причем, второй вариант даже более вероятен. Сильно не люблю, когда со мной ведут себя вот так некрасиво. Мы, дворяне, трепетно относимся к своим персонам.
Эта сука не стал ничего говорить в ответ. Просто переместился ко мне и со всей силы ударил в лицо. Меня. Меня в мое лицо… ну, ладно, не в мое, но оно от этого не менее дорого. Все это молча, в тишине.
Убью гада. Точно. Выберусь и убью. Чтоб кишки по всей этой комнате размотало. Мог ли я броситься на него в ответ сейчас? Мог, конечно. Только, что это даст? Даже если сверну ему шею. Кстати, вообще не факт. Тело не мое, чужое. Как я успел убедится, оно вообще к дракам не приспособлено. Но пусть смогу. Ладно На чистом энтузиазме и тех знаниях, которые имею. Дальше что? Его просто оставят тут лежать рядом со мной. Я уже понял суть темных. Там нет понятия «возлюби ближнего своего». И смерть какого-то исполнителя мало будет колыхать тех, кто реально стоит за похищением. Максимум, явится парочка таких же ребят, чтоб утащить тело. А то завоняет. Поэтому, дёргаться не стал в обратную сторону. Надо ждать удобного момента, который реально принесет результат.
— Спрашиваю еще раз. Кто ты такой? Почему ты выглядишь, как Княжич Морозов? Мы предполагали иллюзию, но нет. Она не ощущается. Проверили со всех сторон.
Я мысленно поаплодировал Седому. Красавчик, несомненно, наш папочка. Так мне рожу прилепил, что никто отлепить не может. Блин, я ведь теперь тоже так могу. Олень — это точно не предел. Когда выберусь, обязательно попробую. Будущее для меня выглядело именно так. Не «если» выберусь, а «когда». Не для того я получил новую жизнь, хоть и через хрен его знает, какое место, чтоб снова сдохнуть.
— Ты будешь рабом. Мы отправим тебя на плантации.
