Они проехали треть пути, когда колокола зазвонили к обедне. Беренгер, по натуре смелый, отважный наездник, сутулился, предоставив лошади идти каким угодно аллюром. По бокам епископа ехали двое стражников, то и дело беспокойно поглядывая на него. Когда дорога повернула в противоположную от моря сторону, на маленькую процессию легко упали первые капли дождя.
Спустя час Даниель, Рувим и Аарон въехали в город Сант-Фелиу-де-Гиксолс.
— У сеньора Антони, торгового агента, дом на этой улице, — сказал Аарон. — Склад находится прямо за домом. Я доставлю вас сперва к нему, так как везу для него письма и деловые бумаги. Он сможет сказать вам о судах, отплывающих на Мальорку.
— Где будем обедать? — спросил Рувим.
— У сеньора Бенхуа. Вам будет у него очень уютно, сеньор Даниель, — сказал Аарон.
— Он что, богач, раз нам будет у него так уютно? — спросил Рувим с большим интересом, чем до сих пор выказывал по пути.
— Нет, — ответил Аарон, бросив неодобрительный взгляд на парня. Отношение слуги Мордехая к родственнику своего хозяина очень позабавило Даниеля. Наверняка тут была какая-то история. — Но он добрый, гостеприимный человек.
Аарон спешился, отвязал седельные сумки и пошел с ними к воротам сеньора Антони.
Когда служанка проводила их в коридор, сеньор Антони стоял в дверном проеме своего кабинета, заполняя его. Он шагнул навстречу гостям, рослый, крепко сложенный, с выгоревшими каштановыми волосами и загорелой, как у моряка, кожей.
— Аарон, — сказал сеньор Антони, — я очень рад тебя видеть. А кто это с тобой?
— Я Даниель, племянник Эфраима, перчаточника из Жироны, — ответил Даниель, шагнув с поклоном вперед. — Дядя очень занят и отправил меня взглянуть на новые товары, о которых вы его известили.
— Добро пожаловать, Даниель, — сказал Антони. — Твой дядя высоко о тебе отзывался. А этот молодой человек?
— Это Рувим, родственник сапожника Мордехая, — ответил Даниель. — Нам посчастливилось путешествовать в его обществе.
— Я привез письма от сеньора Мордехая, — сказал слуга. — В них он излагает свои потребности и представляет юного сеньора.
— Спасибо, Аарон. Вы приехали в превосходное время. Надеюсь, пообедаете со мной? Кухарка приготовила обильный обед, уверен, вы найдете на столе то, что вам понравится.
— Но ведь нас ждут у сеньора Бенхуа, — сказал Даниель.
— Сейчас идет дождь, и сеньор Бенхуа сидит у огня с температурой. Я отправлю сообщение, что вы обедаете у меня.
— Спасибо, — сказал Даниель.
— Отлично. Теперь предлагаю вам смыть дорожную пыль и слегка подкрепиться, пока я читаю письма. Потом отправимся на склад ознакомиться с тем, что прибыло.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Из-за большой любви моя жизнь в опасности.
— И как думаешь, в чем причина ее болезни? — спросил врач Исаак удочери. Они неторопливо шли к дому по улицам жиронского гетто. Его рука легко лежала на ее плече, хотя в столь знакомом окружении в поводыре он, собственно, не нуждался.
— Причина? — переспросила Ракель, его дочь. — Не лучше ли при таком заболевании лечить симптомы, не заботясь о причинах?
— Ты отлично используешь для возражения мой совет, — со смехом сказал ее отец. — Но это не значит, что причина не должна интересовать нас, и поскольку возраст Рехины ближе к твоему, чем к моему, для меня важно твое понимание сути дела.
— Папа, тут нечего понимать, — сказала Ракель. — Она чуть ли не с детства была влюблена в юного Марка, а теперь он бросил ее. Рехина в отчаянии, папа, и ей все равно, будет она жить или умрет. — Потянула ворота их дома и обнаружила, что они заперты. — Если Ибрагим упорно запирает ворота, когда мы уходим, мне бы хотелось, чтобы он оставался где-то поблизости, чтобы открыть их, — раздраженно сказала она. — Ибрагим! Открой!
— И что является лекарством? — спросил Исаак, когда привратник и слуга Ибрагим подошел и неторопливо отодвинул засов и отпер замок.
Октябрьское солнце лило во двор последнее тепло, словно отрицая существование близящейся зимы. Обеденный стол стоял в солнечном углу, и семья уже собралась вокруг него.
— Сеньор Исаак, хозяйка ждет обеда, — укоризненно сказал Ибрагим.
— Мама, так рано? — спросила Ракель.
— Ерунда, — сказала Юдифь. — Мы наслаждаемся солнцем, пока оно светит. Сеньора Дольса говорит, что скоро будет гроза.
— Думаю, Ибрагим имеет в виду, что мы отрываем его от обеда, — сухо сказал Исаак. — Он может идти. Но что ты предлагаешь? — обратился он к дочери.
— Нужно заставить ее поесть и чего-нибудь выпить, чтобы она почувствовала себя лучше, а потом убедить ее, что в семнадцать лет она все еще может ожидать счастливой, приятной жизни.
— Как ты предлагаешь это сделать? — спросил Исаак, когда они сели за стол. — Ее родные не добились успеха. Как можем мы, значащие в ее жизни гораздо меньше, сильнее повлиять на нее?
— Я сказала ей, что в жизни есть и другие вещи, кроме любви, — ответила Ракель. — Хотя любовь важна.
— Знаешь, дорогая, — сказал ее отец, обратив к ней лицо с незрячими глазами, словно надеясь увидеть дочь снова, — я сомневаюсь, что ты права. Если у тебя есть средства к существованию, пусть даже самому бедному, все остальное вопрос того, что ты любишь.
— Папа, ты имеешь в виду — кого?
— Нет. Мужчина — или женщина — может любить семью, любовника или любовницу, свою религию, страну, деньги или даже еду и вино. Лиши человека предмета или предметов его любви, и он впадет в отчаяние. А любовь, как и многие травы, может питать нас и давать нам здоровье, но может и отравлять. Когда она отравляет, нужно искать ее противоположность и использовать как припарку, чтобы вывести яд.
— Ненависть? Ты говоришь, что мы должны заставить ее ненавидеть Марка? Папа, это невозможно. Нужно искать какое-то лекарство.
— Об этом мы и говорим, — мягко сказал Исаак.
— Но ты говорил о припарках, — сказала Ракель.
За столом кроме них было еще четверо. Юдифь, жена Исаака, их восьмилетние близнецы, Натан и Мириам, и Юсуф, двенадцатилетний мальчик-мусульманин, получивший от короля разрешение жить в этой семье.
— Кому нужна припарка? — спросила Юдифь. — Дочери Ромеу?
— Пока что нет, мама, — ответила Ракель.
— А как себя чувствует Рехина? — спросила Юдифь. — Это печальная история юного Марка стала причиной болезни, так ведь? Родители не должны были позволять ей влюбляться в таком возрасте.
— Но, мама, как они могли помешать ей? — спросила Ракель.
— Могли бы найти какой-то способ. Но теперь, когда война окончена, Марк наверняка вернется. Не может ведь он вечно вести солдатскую жизнь.