Незнакомки сели в троллейбус. Жанна и Полинка вскочили следом.
Троллейбус недолго катил по ухоженной улице, свернул в какие-то закоулки.
Маршрут закончился в неприятном месте — с одной стороны пустырь, с другой унылые блочные пятиэтажки-хрущобы, с третьей — частный сектор времен царя Гороха.
Обе незнакомки вышли из троллейбуса и, не оглядываясь, бодро почесали через пустырь.
— Они нас заметили и заманивают, — прошептала взволнованная Полинка. И это смахивало на истину — чем ближе к кольцу, тем меньше народу оставалось в троллейбусе, а Жанна с Полинкой были приметной парочкой.
Многие сперва воспринимали их как парня с девчонкой, потом, приглядевшись, начинали ломать голову насчет Жанниной половой принадлежности, и в итоге Жанна, старавшаяся одеваться неприметно, собирала на себя больше внимания, чем красавица Полинка.
Она огляделась.
— Ага…
Она подобрала у троллейбусной остановки газету, а через два шага, уже на пустыре, — короткую палку, вроде бы железную. Завернула палку в газету, взяла поудобнее и усмехнулась — а усмешку она позволяла себе довольно редко.
— Ну, как знаешь… — с большим сомнением сказала Полинка.
И обе пошли следом за незнакомками.
Оказалось, тропа через пустырь была самой короткой дорогой к детскому садику, который за пятиэтажками было не разглядеть.
— Это хорошо, — заметила Жанна. — Будем считать, что мы тоже пришли за ребенком. Идем на сближение.
Они почти догнали своих незнакомок.
По ту сторону забора из металлических прутьев играли дети. Время от времени раздавалось пронзительное «Ма-ма-а-а!!!» — и очередной малыш бежал к калитке.
Незнакомок заметила девочка лет пяти и помчалась к забору.
— Мама, мама! — кричала она. — Мама, мне Пашка синяк поставил!
— Иди к калитке, — велела одна из незнакомок. — Мы с тетей Лидой сейчас подойдем.
— Надо же, как Дашка выросла, — сказала вторая незнакомка, очевидно — Лида.
Они встретили девочку у калитки и сразу узнали кучу новостей.
— А Наташке новые джинсы купили! А у Артема новая машина, только ему не разрешают ее в садик брать! А Никита сказал, что его летом в Америку увезут! Теть-Лида, а что ты мне принесла?
— Погоди, Дашенька, скоро и у тебя будут новые джинсы, — пообещала Лида.
— И мы с тобой в Америку поедем, — добавила мать девочки. — И машина у нас тоже будет, не игрушечная, а настоящая.
Жанна и Полинка, подслушивавшие из-за чьей-то спины, переглянулись.
— Ну, точно, — прошептала Жанна. — Останется с ней в квартире — и шарах в торец… И прощай брюлики…
— И никто ничего не докажет. Танюха же не станет звонить, что у нее с дочкиным женихом сексуальное свидание, — добавила Полинка. — Обнаружат мертвое тело и будут чесать репу — кого это дура Танюха на ночь глядя в дом пустила. Ой…
— А потом никого не найдут и дело закроют, — подытожила Жанна.
— Слушай, а девчонка ведь похожа на фрукта…
— Точно…
Конечно же, в ребенке было что-то и от мамы. Но эта широкая улыбка, этот разрез глаз…
— Вот сволочь!
— Кто — сволочь?
— Фрукт, — убежденно сказала Полинка. — По-человечески на жизнь заработать не может — так нашел способ прокормить ребенка!
— Погоди, — Жанна отвела ее в сторонку. — То, что он своего ребенка не бросает — это даже по-своему неплохо… то есть, положительно… Развелся, а деньги для ребенка добывает…
— Герой! — со всем возможным презрением выпалила Полинка. — Дожили! Ты кого оправдываешь? Ты убийцу оправдываешь?
Жанна призадумалась. Всю жизнь она старалась быть объективной, полагая, что это — неотъемнемая составная спортивного характера.
— Он еще никого не убил, — не совсем уверенно сказала она, и тут ее осенило. — Ты не допускаешь, что Татьяна может сама, по доброй воле, делать ему дорогие подарки?
— Может… — задумчиво произнесла Полинка. — С нее станется… Помнишь, она боялась, что он ее уболтает? Стоп! А где она деньги возьмет? Димка же сразу заметит! Вернется из Америки — а денежки тю-тю!
— Хватит трепаться, — решила Жанна. — Нужно собирать информацию. Я пойду за этими тетками, а ты звони Татьяне. Мы ведь ни хрена про этого козла не знаем.
— У меня кредит кончился, — призналась Полина. — Еще на той неделе. Звонки еще принимаю, а сама позвонить — фиг!
— Беги, ищи козла с мобилкой. Я тут останусь…
И Полинка побежала — так, как умеют бегать только очень легонькие и грациозные тренеры по аэробике. А Жанна, стараясь держаться на расстоянии, последовала за женщинами и девочкой.
Козла с мобилкой Полинка отыскала на остановке. Это был мужчина из тех, кому она обычно нравилась с первого взгляда: крупный, но не слишком, еще довольно молодой, но отнюдь не мальчик.
— Извините, нельзя ли по вашему телефону позвонить? — задавая вопрос, она сделала огромные глаза и голливудскую улыбку. — Дело страшно срочное, а у меня кредит кончился! Мне только на секундочку!
Мобилковладелец заинтересовался:
— А что за дело-то?
— Ой, жизненно важное! Правда — вопрос жизни и смерти!
У Полинки было четкое чувство дистанции. Она шагнула к мобилковладельцу и оказалась настолько близко, что, сделай он полшага — и мог бы ее обнять.
Причем по ее милому личику никто бы не догадался, что тут происходит мини-совращение.
Получив аппаратик и набив номер, Полинка завопила:
— Татьяна! Татьяна, как зовут твоего козла? Ну, зятя! Фамилия-имя-отчество! Немедленно! Что? Не слышу…
И ничего удивительного в том, что она не услышала ответа, не было — просто Татьяна с будущим зятем как раз сидели в ее богатой квартире и дегустировали очередной напиток из заковыристой бутылки. Татьяна царственно распускала хвост, а зять явно чувствовал себя неловко.
— А это мне привезли из Лангедока, — вещала Татьяна. — Урожай тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, и такое вино производится только в одном месте…
Естественно, звонок, пусть даже от таких хороших подружек, был вовсе некстати. Зять подвинул к ней вибрирующую на столе мобилку, но брать его совершенно не хотелось.
— Ну его, опять какая-то ерунда, — отмахнулась Татьяна. — Так вот, в восемьдесят пятом году лето было коротким, во второй половине — очень жарким и сухим, и виноград, который не должен был быть сладким…
Мобилка продолжала вибрировать и звучать.
— Татьяна Аркадьевна, а вдруг что-то важное? — сделав испуганные глаза, спросил зять, который во время этой винодельческой лекции чувствовал себя почему-то очень неловко, ерзал и тайком косился на часы.
