поведение. Может, такой способ взаимодействия стал единственным вариантом держать хоть какую-то связь? Почему мы пытаемся быть холодными, но при каждом столкновении – не важно эмоциональном или физическом – воздух вокруг нас становится горячим, как в преисподней?
Вопросы, ответы на которые из нас двоих, наверное, не может дать никто.
Я погружаюсь в воспоминания, возвращаясь в тот день, когда он впервые отверг меня.
* * *
Легкие горят оттого, как быстро мне приходится бежать за Леви. Он уже несколько недель не разговаривает со мной, да и вообще ни с кем. Я знаю, что в его семье случилось горе, но вдруг мне удастся его поддержать? Он мой друг, а друзья находятся рядом даже в самые трудные времена. Папа опять наказал меня, и теперь мне нельзя ходить куда-либо, кроме школы. Так было до тех пор, пока мама не встала на мою сторону. И вот сейчас, возвращаясь с тренировки, я заметила его. Мне нельзя упустить шанс поговорить с ним.
– Леви! – кричу я, задыхаясь.
Он оглядывается, а затем резко разворачивается и ускоряет шаг.
– Леви, стой!
На этот раз он останавливается и быстрыми резкими шагами приближается ко мне. Каждое его движение выглядит так, будто Леви готовится к борьбе. Я стараюсь не обращать на это внимания, сохранять спокойствие, ведь мы друзья, а не враги. Со мной ему не нужно бороться.
– Чего ты хочешь, Аннабель? – гневно выплевывает он.
– Аннабель? – удивленно переспрашиваю я.
– Да, это твое имя, не так ли? – зло усмехается он.
Леви никогда не называл меня Аннабель. Для него я всегда была Бель. Это будто означало, что он видит меня другой. Настоящей. Значит, я ошибалась. Для него Аннабель Андерсон такое же разочарование, как и для всех.
– Да, – тихо отвечаю я. – Ты прав.
– Чего ты хочешь? У меня нет на тебя времени. – Он постукивает ногой, отводя взгляд.
Раньше у него всегда было на меня время. Что я сделала?
Мой внутренний голос шепчет: «Ты просто недостаточно хороша для него. Открой глаза, папа всегда прав».
– Я-я… – Мой голос дрожит. – …просто хотела спросить, почему ты больше не хочешь общаться со мной? Знаю, тебе сейчас грустно, но, может, я смогу помочь?
– Ты? – Он усмехается, качая головой. – Никогда.
Слезы наворачиваются на глаза, но я сдерживаю их. Как Леви может так говорить? Мы всегда помогали друг другу. Это не тот мальчик, который всегда мне улыбался. Даже его плечи стали выглядеть иначе. На них словно лег груз всего человечества.
Резко во мне поднимается злость из-за того, как он со мной разговаривает. Я могу выдержать такой неприятный тон от отца, но не собираюсь выслушивать его от других.
– Знаешь что? Отлично! Ведь я помогаю только своим друзьям. – Может, эти слова произведут на него эффект и он одумается?
– Перестань помогать другим. Помоги себе. – Он разворачивается и, сделав шаг, снова останавливается. – Мне твоя помощь не нужна. Мне никто не нужен. Я справлюсь сам.
Гнев и обида ползут по моей коже, вызывая зуд. Мне кажется, меня пнули в живот, выбив весь воздух. Леви уходит, и я собираю всю свою гордость, которая валяется осколками на асфальте, крича ему вслед:
– Ты прав, для тебя я теперь только Аннабель и никак иначе!
– Отлично! Тогда буду звать тебя Бель.
* * *
Я помню, что все изменилось, когда нам было десять лет. Примерно тогда давление отца стало сильнее. С каждым годом он был требовательнее, а я – отстраненнее. Леви всегда смотрел на меня глазами, полными надежды и веры. Но потом мы оба сломались: он погряз в своем горе, а я – в страхе и неуверенности. Мне казалось, что десятилетняя девочка не может принести радость в жизнь мальчика, ведь она не могла порадовать даже родного отца.
Недостаточна. Для всех.
Глава 2
Леви
Мой отец нечасто общается со мной, поэтому его телефонный звонок в это субботнее утро застал меня врасплох. Я уже давно не жду его внимания, ведь дни Генри Кеннета наполнены самыми разными заботами: на завтрак – бизнес, на обед – политика, на ужин – благотворительность, а на десерт – выпивка и игра в покер. Сами понимаете, что для меня в этом меню не остается места.
Я подхожу к его кабинету и делаю несколько вдохов и выдохов, не понимая, почему у меня все еще учащается пульс перед каждым нашим разговором. Давно пора смириться и принять положение вещей, на которое никто из нас не может повлиять.
Постучав в дверь, я жду его высокомерного «Войдите», которое прозвучит через три… два… один…
– Войдите!
Как можно непринужденнее я захожу в кабинет, пытаясь не выдавать своего волнения. Отец сидит за столом из красного дерева, уставившись в бумаги, и совершенно никак не реагирует на мое присутствие. Его волосы такого же русого цвета, как у меня, идеально уложены. Он одет в белую рубашку и один из тысячи костюмов, сшитых на заказ. В кабинете царит безупречный порядок и пахнет чем-то цитрусовым. Свет из панорамных окон играет на хрустальной люстре, отбрасывая множество солнечных зайчиков на стены. Если бы я не знал, что владелец этой комнаты такой же холодный, как Северный Ледовитый океан, то подумал бы, что здесь довольно приятная атмосфера. Но нет, несмотря на внешнюю красоту кабинета, я не могу чувствовать себя в нем комфортно.
Решив первым прервать это затяжное молчание, я говорю:
– Здравствуй, папа.
Он медленно отрывает взгляд от бумаг и бросает его в мою сторону, осматривая с головы до ног и оценивая внешний вид своего сына. Конечно, семейство Кеннет должно быть идеальным как внутри, так и снаружи, но только для окружающих.
Удовлетворившись моим внешним видом, он отвечает:
– Привет, Леви. Ты был у матери.
Утверждение, а не вопрос. Отец вообще редко задает вопросы – он не спрашивает, а требует. Ставит задачи и ждет результата.
– Да, был. Было бы странно не прийти к ней в день ее собственной смерти, не думаешь? Мы мило поболтали. Прости, но привет от тебя не передал, да она и не спрашивала.
Я пытаюсь говорить как можно беззаботнее, но чувствую, как во мне закипает кровь. Гнев на него и на самого себя начинает поглощать меня. Этот день никогда не был для него настолько важен, чтобы отложить свои дела. Смотря в его глаза, которые не отражают никаких эмоций, я думаю о том, что они такие же голубые, как мои. Это абсолютно не радует, потому что мне кажется, что когда-нибудь я
