вместе поехали в Манеж. Где-то в глубине души Ирина надеялась, что Забела уже там и её стенд находится, если не в лучшем, то по крайней мере, в удобном месте выставки.
Но ни Забела, ни кого-то ещё там не было. Хорошо, что вчерашний парень выполнил данные ей обещания. Кладовка была хорошо освещена и оборудована так, как они и договаривались.
Все привезённые ящики в сохранности стояли рядом, и Ирина, взглянув на время, поняла, что пора начинать. Леонид Александрович пригласил специально выделенных людей, которые уже ждали возле кладовки.
Опрятно одетые мужики удивлённо озирались, осматривая помещение, в котором им предстояло работать.
К Ирине подошёл один из них, видимо, старший. Поклонился ей и отцу, и чинно сказал, немного по-деревенски коверкая слова:
—Барин, барыня, здеся есть окно, токмо оно заколочено, но ежели надоть, то мы с мужиками, если не обидите нас копеечкой, откроем, и будеть у вас туточки ишшо лучшее, чем тама.
Махнул рукой в сторону коридора, ведущего в основной выставочный зал, мужичок.
Ирина сразу ухватилась за это:
— Делайте, не обижу, каждый по серебряному рублю получит.
Услышав названную сумму, мужики оживились, ещё бы, на эти деньги крестьянская семья могла жить месяц, а в городе, наверное, хватало на неделю.
И работа началась.
***
Забела получил письмо от Ирэн, улыбнулся, читая между строк, что она хотела бы видеть его, но не обязательно. Как же его заводила эта её самостоятельность и уважение к личному пространству. Она как бы говорила:
— Ты мне нужен, но я не собираюсь привязывать тебя к себе. Моя свобода важна, но твоя важна не менее.
Или ему нравилось думать, что он был ей нужен.
Первым порывом графу Андрею захотелось поехать в особняк наместника Гайко, чтобы самому убедится, что всё в порядке и эта затея, уведомить все иностранные посольства, просто ещё одна из странностей, которые постоянно возникали рядом с Ирэн.
И он уже практически вышел из дома, когда получил записку из дворца с приказом срочно прибыть к императору.
Взял письмо Ирэн с собой, ему было приятно оттого, что, когда она писала, она думала о нём. Что думала, не важно, главное, что думала.
Взглянув, на лежащего на ковре возле камина, Батыра, он сказал:
— Прости, брат, сегодня ты дома, отдыхай.
Батыр обречённо положил голову на лапы и, как показалось графу, грустно вздохнул.
Дворец за то время, что Забела не было, как-то неуловимо изменился. Графу казалось, что дворец каким-то невероятным образом «постарел» и скукожился, он замечал облупившуюся позолоту, паутину в углах и грязные полы.
Граф Забела не понимал, что это не дворец изменился, а он сам. Это как в детстве, когда деревья кажутся большими-большими, а потом ты вырастаешь и волшебный сказочный лес превращается в небольшой парк.
Так, прожив в поместье Лопатиных почти месяц, он привык к другому уровню комфорта, который Ирина обеспечивала только потому, что не представляла себе как можно жить по-другому.
А вот во дворце до сих пор жили так как привыкли и теперь это для графа Забела было очевидно.
Император ждал его, обнял и пожурил:
— Ну вот, я слышал, что ты вернулся ещё позавчера, а мне, чтобы тебя увидеть пришлось посылать записку с приказом. Это как? Что за неуважение к государю?
Забела сразу же, ёрничая, начал «посыпать голову пеплом»:
— Прости государь, раба твово Андрюшку…
Александр рассмеялся и на этом «выговор» был закончен
— Как же мне тебя не хватало, Андрей, — серьёзно сказал Александр, — тебя, Сергея, без вас я здесь как без рук.
Дверь в кабинет императора открылась и вошёл граф Шувалов. Император продолжил, кивнув на Александра Ивановича:
— Мы здесь с Александром Ивановичем уже замучились, то одно, то другое. И ведь непонятно откуда, что происходит.
Шувалов кивнул Забела и сказал:
— Садись Андрей, разговор будет долгий. Мы раскрыли большую сеть шпионов. Где их только нет, даже в церковь пролезли. Но сдаётся мне, что это лишь «верхушка айсберга», а главного «паука» мы ещё даже не потревожили.
Забела понял, что сегодня до Ирэн он точно не доберётся.
***
Прасковья Валуевна разбирала почту и наткнулась на письмо от баронессы Виленской, Елены Михайловны.
Она почти не знала баронессу, поскольку та редко бывала в обществе. Прасковья Валуевна была наслышана, что Виленская весьма набожна, в основном живёт в отдалённом имении, там открыла школу для крестьянских детей. А в столице начала проживать лишь тогда, когда у барона и Ирэн начались сложности.
На этом моменте своих рассуждений госпожа Гайко мысленно хмыкнула, — хороши сложности. По существующей версии Ирэн бросила мужа и сына и в открытую жила с графом Балашовым. И когда-то госпожа Гайко её тоже осуждала.
Но теперь, когда она узнала Ирэн получше, то никак не могла понять, как такое вообще могло произойти с этой яркой, умной женщиной. Как будто кто-то всё придумал. А все и поверили.
Супруга наместника сама занималась благотворительностью и знала, что Елена Михайловна поддерживает приют при церкви Святой Елены. Из чего сделала вывод, что человек она неплохой, но, наверняка с Ирэн, из-за брата, у неё сложные отношения, но так-то женщина она разумная.
Письмо было длинным. В нём баронесса расписывала, что сожалеет, что резко обошлась с Ирэн, когда та нуждалась в помощи.
Здесь Прасковья Валуевна оторвалась от чтения и подумала, что, вероятно, это баронесса говорит о том случае в конце января, после которого Ирэн была вынуждена переехать к отцу.
Баронесса раскаивалась, и это заняло почти две страницы, далее она писала, что теперь брат мечтает, чтобы Ирэн вернулась, и она, как старшая сестра, просто обязана им помочь.
Потом снова шло раскаянье и сожаление, что она уже долгое время не видела племянника, что брат постоянно в разъездах, а ей так хотелось увидеть мальчика. И, узнав, что Ирэн привезла сына в Москов, она просит госпожу Гайко устроить ей встречу
