цветок был диаметром в пару дюймов; широкие листья позволяли ему удерживаться в воздушном потоке. Эти растения напоминали лилии; тонкие свисающие корни впитывали влагу из воздуха. Когда Юми проходила мимо, цветы закружились, цепляясь друг за друга.
Небольшое деревянное святилище было открыто всем ветрам и лишь сверху защищено решетчатым куполом. Удивительнее всего то, что оно тоже грациозно парило в нескольких футах над землей. Но в данном случае причиной был дух-подъемник, принявший форму двух гротескных статуй, обращенных лицом друг к другу. Одна смутно напоминала пригнувшегося мужчину, другая – женщину, уцепившуюся за край постройки. Несмотря на то что эти физические воплощения были разделены, они оставались единой сущностью.
Юми лавировала среди цветов. Теплые воздушные потоки колыхали ее юбку. Плотная ткань не позволяла той непристойно задраться; восходящий воздух лишь подчеркивал ее форму и расправлял во всю ширину. Когда Юми достигла святилища, она сняла сандалии и ступила на холодное дерево. Строение лишь чуть качнулось, надежно удерживаемое духом.
Девушка опустилась на колени и произнесла первую из тринадцати ритуальных молитв. Если вам вдруг показалось, что я чрезмерно увлекся описанием ее приготовлений, то учтите: это сделано намеренно. Так вам будет чуть проще понять, какую жизнь вела Юми. Тот день не был особенным. Все церемонии обыденные: ритуальный прием пищи, ритуальное омовение, ритуальное одевание, ритуальные молитвы и так далее. Будучи одной из Избранных при рождении, Юми обладала способностью воздействовать на духов-хидзё. В ее стране это считалось огромной честью, о чем девушке постоянно напоминали окружающие.
На молитвы и медитацию ушел почти час. Закончив, Юми подняла лицо к солнцу. Из-за щелей в деревянной крыше ее лицо словно накрыла решетка из светлых и темных линий. Юми чувствовала себя… невероятно везучей. Да, она была уверена, что именно это и должна чувствовать. Она в числе немногих счастливцев, кто удостоился столь высокой чести.
Мир, подаренный духами, был чудесен. Яркое рыжее солнце светило из-за желтых, алых и фиолетовых облаков. Парящие цветы вздрагивали, когда по ним перебегали мелкие ящерки. Теплый камень под ногами служил источником жизни, жара и роста.
Юми была частью всего этого. Чрезвычайно важной частью.
Несомненно, это было прекрасно.
Несомненно, всего этого ей хватало с лихвой.
Несомненно, о большем она и мечтать не вправе. Даже если… даже если это удачный день. Даже если она в кои-то веки решится попросить о заветном.
«Я могла бы сходить на фестиваль, – подумала она. – Одеться как простой человек. Хотя бы день побыть обычной девушкой».
Шелест одежд и стук деревянных каблуков заставили Юми обернуться. Только один человек осмелился бы приблизиться к ней в час медитации: Лиюнь, высокая женщина в строгом черном тобоке с белой лентой. Лиюнь была кихомабан, что означает нечто среднее между охранником и попечителем. Мы же для простоты будем использовать термин «опекун».
Лиюнь остановилась в нескольких шагах от святилища, сложив руки за спиной. Будучи формально служанкой девушки, повелевающей первичными духами (поверьте, скоро вы привыкнете к этому термину), она терпеливо наблюдала, как Юми нежится на солнце. Но даже в позе Лиюнь было нечто властное и требовательное.
Возможно, дело в модных сандалиях: твердое дерево только под пальцами, а сзади красуются тонкие каблуки. Возможно, дело в прическе: сзади волосы подстрижены коротко, а по бокам остались длинные кинжальные пряди. Весь облик этой женщины подразумевал, что вам не следует заставлять ее ждать, даже если ждет она вовсе не вас.
Юми быстро поднялась на ноги.
– Пора, опекун-ними? – спросила она с превеликим уважением.
У языков, на которых говорили Юми и Художник, были общие корни, и в обоих имелись способы выразить отношение к собеседнику, которых не найти в вашем языке. Существовали определенные формы склонения и спряжения, особые суффиксы, служащие для одобрения или порицания. Интересно, что при этом не было ругательств и проклятий. При необходимости слова попросту произносились самым низким стилем. Я постараюсь отмечать этот нюанс, добавляя «высоким стилем» или «низким стилем» к ключевым словам и фразам.
– Нужно немного подождать, Избранница, – ответила Лиюнь. – Гейзер еще не проснулся.
Ну разумеется. Воздух заметно освежился; лучше подождать, тем более что до гейзера рукой подать. Это означало, что у них есть свободное время. Несколько драгоценных минут без церемоний и работы.
– Опекун-ними, – собравшись с духом, заговорила Юми (высоким стилем). – Близится Фестиваль Открытий.
– Да, осталось сто дней.
– Сейчас тринадцатый год, – заметила Юми. – Хидзё будут особенно активны. Полагаю, мы не станем… обращаться к ним в тот день?
– Полагаю, не станем, Избранница, – ответила Лиюнь, сверяясь с карманным календарем.
Она перелистнула несколько страниц.
– Мы будем… неподалеку от Торио? Наши поездки по региону продолжаются.
– И?
– И… я… – Юми прикусила губу.
– А-а… – произнесла Лиюнь. – Вы бы хотели провести праздничный день в молитвах, отблагодарить духов за то, что они благословили вас.
«Просто скажи, – требовал внутренний голос. – Просто скажи „нет“. Тебе ведь не этого хочется. Скажи ей».
Лиюнь захлопнула календарь и уставилась на Юми.
– Разумеется, – проговорила она. – О чем еще вы могли бы попросить? Вы ведь не помышляете о том, чтобы бросить тень на свою репутацию? Даже намеком выразить сожаление, что вам выпала столь великая честь? Ведь так, Избранница?
– Ни в коем случае, – прошептала Юми.
– В тот год родилось много детей, – добавила Лиюнь, – но именно вам был пожалован особый дар. Из ныне живущих им обладают всего четырнадцать девушек.
– Знаю.
– Вы особенная.
Юми хотелось бы стать чуть менее особенной, но стоило об этом подумать, как ее проняло чувство вины.
– Понимаю, – ответила Юми, смирившись. – Давайте не будем дожидаться извержения гейзера. Проводите меня к месту ритуала. Не терпится приступить к работе и обратиться к духам.
Глава 3
То, как преобразуются кошмары, – поистине жуткое зрелище.
Я имею в виду обычные ночные кошмары, а не те, что подвергаются зарисовыванию. Страшные сны меняются. Развиваются. Встретить нечто пугающее наяву, безусловно, неприятно, но, по крайней мере, смертные страхи обладают формой и плотностью. То, у чего есть четкая форма, можно изучить. То, что материально, можно уничтожить.
Кошмары – это текучий ужас. Стоит вам более-менее разобраться в одном, как он меняется. Заполняет уголки души, словно пролитая вода – трещины в полу. Кошмар – порождение разума, желающего наказать самого себя, – пробирает вас до мурашек. Можно сказать, что кошмар – воплощение мазохизма. Большинство из нас слишком застенчивы, чтобы выставлять такое напоказ.
В мире Художника эти темные фрагменты имели нехорошую манеру оживать.
Он стоял на границе города, омываемый радиоактивной голубизной и электрическим пурпуром, и вглядывался в бурлящую тьму. Та была плотной; шевелилась
