температуре наружного воздуха. Однако Саша Князев с помощью второго механика ледокола сумел раскрутить заглушенный двигатель и запустил второй дизель-генератор. Больше ничего на месте мы не могли сделать. Посоветовались и решили вести «Гамму» в Выборг.
Вадим Павлович перешел к нам, прихватив с собой второго штурмана и одного матроса. Остальной экипаж составила аварийная партия. Сам Абрамов в одном лице осуществлял функции капитана и лоцмана. Помаленьку ввели в работу электрорадионавигационное оборудование. Судно было изрядно выстужено. Все двери в надстройках были распахнуты настежь, меж тем как солнечный морозный день клонился к закату. Столбик термометра съезжал к отметке минус четырнадцать. Котел отопления был основательно выведен из работы. Воочию вставала проблема размораживания судовых систем, не говоря уже о проблеме замерзания сборного экипажа. Мы позадраивали все двери, притащили в каюту капитана несколько матрасов и электрогрелку. Котлом заниматься было некогда. Нужно было вести судно и удерживать его на плаву.
Попробовали провернуть гребной винт. Получилось. Руль также работал нормально.
И «Гамма», как миленькая, пошла вслед за ледоколом. Сначала по разводью, а потом и в битом льду. И хотя водоворот воды со льдом в третьем трюме недвусмысленно говорил об огромных размерах пробоины, творение корабелов демонстрировало чудеса живучести.
Восход солнца мы встретили на Транзундском рейде.
Миновали причалы Высоцка. Впереди лежал залив и башни Выборга. Ослепительным сахаром сверкал чистый лед. На нем по кромкам канала, как мухи на сахаре, чернели многочисленные точки рыболовов — день был выходной для нормальных людей.
Мы привели «Гамму» в Выборг, поставили к причалу. Ввели в действие систему отопления. Поступление воды в первый трюм было сведено к незначительной фильтрации. Через день мы сдали АС судовладельцу.
Я считаю, что мы сыграли неплохо.
Сильно поврежденное судно, брошенное экипажем, в последний момент было спасено от затопления на сорокаметровой глубине, реанимировано и своим ходом приведено в порт. При этом была ликвидирована угроза загрязнения моря более чем сотней тонн нефтепродуктов.
И последнее.
Околоспасательная пресса любит щеголять классической формулой ллойдовского спасательного контракта — «без спасения нет вознаграждения».
Фраза привлекает своей решительной краткостью и неумолимой справедливостью. Но мало кто, кроме профессиональных спасателей, знает, что нередко бывают спасения без вознаграждения.
За «Гамму» нам так ничего и не заплатили.
Вечная память
...затем, чтоб вдали
От крымской земли
О ней мы забыть не могли.
Матросская песня
Старым русским незачем объяснять, чем прославился бриг «Меркурий». Широко известно также, что после того, как героический бриг отплавал назначенный ему срок, было постановлено: в составе русского Черноморского флота иметь корабль, именуемый «Меркурий» или «Память Меркурия». С той поры так и повелось.
Последним кораблем, носившим имя «Память Меркурия», было ГиСу Черноморского флота. Превратности смутного времени вывели его из-под сени Андреевского флага и сделали коммерческим трампом обалденно независимой Украины. Бывший гидрограф начал возить финики и сало, проституток и «челноков». В январе 2001 года при невыясненных обстоятельствах судно затонуло.
В качестве причины аварии рассматривался ряд версий: превышение допустимой грузоподъемности, потеря остойчивости и прочая. Специалисту смешно и грустно слушать этот бред. Дело гораздо проще. Подлинная элита кораблей и людей имеет предназначение хранить непреходящие ценности — доблесть и славу, честь, веру и верность.
«Меркурий» не сдался превосходящим силам врага. Бился до последнего и сумел с боем прорваться в родной Севастополь.
Кораблю-гидрографу не повезло. Он не смог прорваться к своим и предпочел позору гибель. Корабль с таким именем не мог поступить иначе.
Помолчим минуту, моряки…
Вечная память кораблю «Память Меркурия»!
Штучная работа
Среди вещей, предназначенных хранить дух морской спасательной службы, у меня есть красивый вымпел — «Амдерминскому морскому порту 40 лет». К вымпелу приколоты два значка. Один из них посвящен тому же событию. На другом изображен комплект земных полюсов и золотой кораблик с надписью «НЭС «Михаил Сомов».
Я не плавал на «Сомове» и не имею чести быть ветераном порта Амдерма, но эти сувениры напоминают мне два дня в сентябре девяносто четвертого года, насыщенные событиями и волнениями, два дня в Амдерме на борту «Сомова».
«Михаил Сомов» шел Северным морским путем со снабжением для полузабытых арктических поселков и с зарплатой, которую уже более полугода не могли выплатить северянам. В Амдерме по вине помощника капитана «Сомов» сел на мель.
После попыток сняться самостоятельно вызвали атомный ледокол. Неделя интенсивных аварийных работ кончилась обрывом стального буксирного троса толщиной с голень юной балерины.
Стремительно утекало время короткой северной навигации, а «Сомов» прочно сидел на грунте. Питерское начальство создало штаб руководства операцией. Через Леонида Николаевича Белова, бывшего тогда заместителем начальника Отряда, обратились ко мне с просьбой помочь консультацией. За свою жизнь я ни разу не видел пользы от дистанционного управления спасательной операцией, если только не считать пользой получение спасательного вознаграждения за соучастие. Тем более, что на месте работали тоже не мальчики, а два грамотных капитана и еще не один десяток толковых моряков. Короче, в первый раз я решительно отказался. Через неделю предложение было повторено. Я понял, что случай оказался сложным, и что придется вмешаться.
— Только учтите: штабным онанизмом я заниматься не буду. Если хотите снять «Сомова» с мели — посылайте на место.
Вскоре я пожалел о словах, сказанных сгоряча, так как не прошло и получаса, и я оказался в служебной автомашине, мчавшейся в аэропорт. В кармане лежало командировочное предписание, деньги и письмо на бланке НИИ Арктики и Антарктики с просьбой оказать содействие имя-рек в приобретении билета на самолет до Архангельска.
В то
