воем ринулись в лес.
Она тихо, как будто с сожалением покачала головой, посмотрела на всё ещё живое сердце у себя в руке и сжала пальцы сильнее. Кровь брызнула во все стороны, но тут же перестала течь, быстро впиталась в её кожу. Сердце съёжилось, превратилось в бесформенный комок мяса, потом почернело и обуглилось. Она отряхнула руку от пепла, покосилась на мёртвого зверя и обошла его стороной. На те несколько мгновений, что она держала в руке его сердце, то стало передатчиком всей возможной энергии этого тела. Больше здесь взять было нечего.
Теперь её внимание было приковано к коню. По телу животного бежали предсмертные судороги. Она опустилась рядом с ним на колени, провела рукой по его шкуре. Конь вздрогнул, попытался поднять голову, в вытаращенных глазах промелькнул панический страх.
— Тихо, — её голос прозвучал очень нежно, на губах промелькнула грустная улыбка. Животное сразу успокоилось, лишь чёрные бока тяжело вздымались. В этом живом существе не было той странной мутации, что уже несколько раз встретилась ей в этом мире. Чистая сущность. Почему-то было до безумия жаль, что конь погибает.
— Я покажу тебе другую жизнь, и ты будешь другим, — Она приложила руку к его ране. Кровь остановилась, но её успело вытечь уже слишком много. Пальцы сжали разорванную шкуру, свели края раны вместе.
— Прости, я не умею лечить, — конь захрипел, попытался вырваться, его чёрная шкура под её руками покраснела, вздулась волдырями. Она сжала пальцы сильнее, по ране пробежал огонёк, спаял края, и словно стёр её с шеи животного, остался лишь чуть заметный шрам. Конь затих, он не дышал, и она знала, что его сердце не бьётся.
Девушка встала, выпрямилась. Грива коня начала светлеть, появились белые проседи, светлые пятна расплывались по шкуре, бежали по спине, по ногам, сливались друг с другом, образуя один однотонный цвет. Вскоре на земле лежал уже белоснежный жеребец.
— Вставай, — конь открыл глаза, легко вскочил на ноги, сделал несколько пробных шагов и поднялся на дыбы. Девушка счастливо рассмеялась, конь был красавцем — тонкие сильные ноги, широкая грудь, грива волнистыми прядями струится почти до земли, тёмные глаза полыхают небывалой силой. Она провела рукой по его шее, он послушно опустил голову, замер.
Девушка легко вскочила в седло и ещё раз оглядела место схватки. Возле кустов она заметила забрызганный кровью меч, направила коня туда, не слезая, наклонилась и подхватила оружие с земли. Пальцы удобно сжались на рукояти, она окинула внимательным взглядом клинок — не совсем подходящий для неё по размеру, но достаточно изящный, с хорошо заточенными лезвиями. Непривычное оружие, но если реалии этого мира таковы — пусть будет меч.
Поблёскивающие на металле капли багровой жидкости послушно покатились к её руке, собрались маленькой лужицей и впитались в кожу. Теперь клинок сиял чистотой своих граней.
Она отыскала взглядом ножны, увидела их в куче пожёванного тряпья. Слегка поморщившись, вытащила их из-под тряпок, прикрывавших не только ножны, но и куски разорванной плоти. Прицепила их к поясу и тронула коня вперёд — к дороге. Белый красавец послушно сорвался в галоп.
Она почти не замечала ни огромной скорости, ни дувшего в лицо ветра. В зелёных глазах застыла горечь, на губах играла странная, какая-та жестокая улыбка.
Дорога петляла по лесу, потом вырвалась в поля. Потянулись пашни, заросшие чертополохом, деревни, в которых не чувствовалось ничего кроме смерти. Дома стояли добротные, крепкие, но пустые. Она вглядывалась в чёрные проёмы окон, покосившиеся двери, перепаханные чем-то непомерно тяжёлым и острым дворы. Пространство звенело от злобы и пережитой боли. Перед её глазами проносились призрачные картины кровавого кошмара, опустошившего эти деревни. В уши впивались далёкие голоса, крики ужаса, плач, стоны.
Она лишь с силой сжимала зубы, пыталась отворачиваться. Разрушенные деревни пролетали слишком быстро, лишь на мгновения отдавая ей своё горе и боль. Она упрямо наклоняла голову, старалась не всматриваться в эти жуткие видения. Они прошлое, прошлое, которое ничего не должно для неё значить.
* * *
Гром спрыгнул с коня, он был самым старшим в их группе. Совершенно седые, серебряного цвета волосы странно сочетались с лицом ещё не старого, а наоборот полного сил тридцатилетнего мужчины, но вот в его всегда очень холодных стального цвета глазах таились печаль и отрешённость от жизни.
Никто не знал его тайны, никто не знал сколько ему лет на самом деле. Гром просто продолжал жить, жить только для того чтобы убивать нелюдей.
Он подошёл к практу, грудой мяса загородившего неприметную тропинку. Тело монстра уже остыло, но он кожей чувствовал, что умер он не так давно. На широкой груди багровела ровная округлая дыра, видимо послужившая причиной смерти. Гром присел, присмотрелся внимательней. Края раны были обугленными, словно в практа ткнули чем-то раскалённым, при этом сила удара должна была быть просто чудовищной.
— Кто его убил? Это новый Берущий? — спросил Ларко.
Гром отрицательно покачал головой.
— Ни один Берущий не смог бы убить практа одним ударом. Это новая Сила.
— Та, что видел Сташ? — допытывался Ларко.
Гром не ответил, он внимательно рассматривал землю, следы огромных лап, чётко отпечатавшиеся в загустевших лужах крови, повсюду куски разодранной плоти. Была погоня, возможно довольно длительная, и практы не охотятся в одиночку. Свою добычу они настигли, но что произошло потом? Они встретили более сильного противника? Один из них погиб, а остальные бросили добычу и сбежали?
Гром посмотрел на смятый кустарник на краю дороги, словно сквозь него проламывались тяжёлые тела. Между сломанных ветвей застряли клочки бурой шерсти. Он не помнил случая, когда практы бросали свою добычу.
Добыча — разодранное тело человека, а должно было быть ещё тело коня, но среди множества следов, покрывающих поляну, невозможно отличить те, что нужно. Гром вздохнул, произошедшая здесь трагедия оставалась загадкой. Он бросил взгляд на Сташа. Лицо молодого человека было сосредоточено, встревожено, черты заострились, ищущий взгляд чёрных глаз устремлён прямо перед собой. Кого же он видел? Сташ как будто изменился, стал выглядеть старше, из спокойного, всегда уверенного в себе парня, превратился в настороженного, находящегося в постоянном напряжении человека.
«Только бы не сорвался», — с тревогой подумал Гром.
Сташ почувствовал его взгляд, его кулаки сжались.
— Что ты об этом думаешь? — спросил он, голос зазвенел от холода, гнедой жеребец под ним нервно всхрапнул и заплясал на месте. Парень с силой натянул поводья.
— У меня нет ответов, Сташ, мы должны спросить у Того кто знает, — Гром с трудом произнёс эти слова, заметил как переглянулись и вздрогнули Медо и Ларко, как
