её не услышал, и ей пришлось сосредоточить силы на том, чтобы самой вызволить себя из неожиданной западни.
Наконец защёлка отстегнулась. «Я свободна!» Мина торопливо сбросила верёвки и побежала в дом.
Внутри её встретил детский визг: один из близнецов держал в руке ложку, которая срочно понадобилась второму. Папа предлагал ему другую ложку – но нет, оба хотели именно эту и прямо сейчас. Гатон со второго этажа кричал, что ему нужен молоток – кто его утащил?! Мама оттирала со стульев близнецов комья овсянки и вслух вспоминала о прошлых ветряных днях. Мина остановилась на пороге с воздушным змеем в руках и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, хоть что-нибудь, о том, что они ушли, оставив её, и не слышали её криков…
Но какой в этом смысл? Она ведь высвободилась – так зачем расстраивать родных? «Настоящие грозовые стражи решают проблемы, – напомнила она себе, – а не создают».
– А, Мина, вот ты где! – воскликнула мама. – Иди к своему яйцу. И помни о важности физического контакта: кожа к скорлупе!
– Да, мама. – Она пробежала мимо папы и близнецов, взлетела по лестнице и захлопнула за собой дверь спальни.
В углу её комнаты, между кроватью и книжным шкафом, в гнезде из пледов лежало яйцо. Оно совсем не было похоже на такие привычные ей куриные яйца. Во-первых, оно было огромное, больше Беона и Ринны. Во-вторых, его скорлупа представляла собой смесь красных, фиолетовых и золотых мазков.
Вылупляться из него явно никто не спешил.
Мина сглотнула комок разочарования. Она надеялась, что, вернувшись, увидит заметный прогресс.
Бросив воздушного змея на кровать, она внимательно осмотрела яйцо со всех сторон, но тоненькая трещина, обнаруженная ею утром, не удлинилась и не расширилась.
«Может, я ошиблась?» И час её захватывающего будущего ещё не настал?
Свернувшись клубочком на пледах, Мина прижалась щекой к скорлупе – кожа к скорлупе, как наказывала мама, – и тихим голосом поведала яйцу обо всех событиях этого утра: о своём разрисованном воздушном змее – каким красивым он вышел, о ветровых стражах и их зверях и о том, как величественно они летели. Рассказала даже, как мучилась с заевшей защёлкой и как это было обидно, что её никто не слышал.
– Когда ты вылупишься, мы станем такими зверем и стражем, которые всегда приходят на помощь людям, – пообещала Мина. – Мы сделаем мир лучше.
Она взяла начатую книгу о группе дождевых стражей, создавших озёрный край. Одни дети проводили свои обязательные три часа с яйцом за вязанием, другие спали, третьи играли: существовала масса игр, изобретённых специально для того, чтобы дети развлекали себя, пока их звери развивались, впитывая мысли своих будущих стражей. Но Мина любила читать вслух о приключениях, борьбе за справедливость и захватывающих судьбах людей, живущих далеко за пределами маленького клочка земли, принадлежащего её семье.
Переворачивая страницы, она представляла, как её зверь вылупится и поделится своими впечатлениями обо всех историях, которые она прочла ему за последние два года. Гатон объяснил ей, каково это – быть мысленно связанным с грозовым зверем: он не мог слышать все мысли Арде как свои, и Арде тоже не всегда слышал его, но он всегда мог чувствовать своего зверя, его эмоции, подобно незатихающему гудению на краю сознания. Гатон говорил, что это похоже на отголоски далёкой песни: ты не можешь разобрать все слова, но улавливаешь ритм и отдельные ноты. А если ему хотелось что-то сказать Арде – достаточно было сосредоточиться на словах и звере. Как кричать. Только молча. Мине не терпелось попробовать самой.
Она дочитала до конца, закрыла книгу и прижалась губами к скорлупе:
– Скорее бы с тобой познакомиться.
Хрусть!
Вскочив, Мина уставилась на яйцо. Оно правда… Или… Но всё было тихо. Она снова обошла его, всматриваясь в каждый дюйм радужной скорлупы. Но нет – ни единой новой трещины. Она провела руками по твердой гладкой поверхности – но и на ощупь она казалась точно такой же, как всегда.
«Наверное, мне так этого хотелось, что я сама себе внушила, будто что-то услышала».
В это было легко поверить.
Она снова прижалась щекой к яйцу и прошептала:
– Ну давай. Тебе же наверняка столько хочется мне сказать. – Она прижала ладонь к разноцветной скорлупе. – Ты можешь. Прорвись на свободу.
«Я буду рядом, когда бы это ни произошло».
Но яйцо оставалось неподвижным.
Вздохнув, она легла рядом, достала альбом и нарисовала яйцо с одинокой трещиной. Добавила ещё несколько, будто это могло ускорить появление зверя на свет. Но рисование всегда делало её счастливее. Шорох карандаша по бумаге расслаблял и успокаивал: ведь с его помощью можно запечатлеть любой момент прошлого или вообразить будущее.
Она услышала, как кто-то поднимается по лестнице.
– Мина? – позвала мама. – Он вылупляется?
– Нет пока, – ответила Мина, продолжая рисовать ветвистые, как жилки на листке, трещины.
Дверь открылась, и мама заглянула в комнату.
– Мина? Ну как?
Ответа дочери она не услышала. Мина помотала головой.
– Ясно. Но не забывай о своих обязанностях по дому: яйцо их не отменяет.
Мина кивнула.
– Мам, ты не видела садовые ножницы? Я оставил их в ботинке, а теперь их нет! – крикнул Гатон из другого конца дома.
Тяжело вздохнув, мама выпрямилась и закрыла за собой дверь.
– Зачем ты вообще положил их в ботинок?! – Она затопала по ступенькам вниз. – И ты уже водил Арде на северное поле?
Хрусть-хрусть-треск!
Мина вскочила, уронив альбом:
– Мама, он вылупляется!
Но мама уже спустилась на первый этаж и отвлеклась на близнецов, чего-то от неё требующих, и Гатона, разыскивающего уже не только ножницы, но и ботинки. А молоток-то он в итоге нашёл? Хотя сейчас Мине было всё равно. Она шагнула к яйцу, позабыв обо всём на свете.
Два года – и вот наконец это произошло!
По радужной скорлупе побежали тоненькие трещины. Затаив дыхание, она коснулась их ладонью, чувствуя пальцами выпуклые края.
– Ну же, – прошептала она. – У тебя получится. – Сердце колотилось так быстро, что грозило выпрыгнуть из груди. «Это действительно происходит! Мой зверь вылупляется!» – Давай! – подбодрила она и провела пальцами по венкам трещин. Она нарисовала их не совсем правильно: какие-то были длинными и без ответвлений, другие соединялись как кусочки пазла.
Хрусть!
Скорлупа под её ладонью выгнулась!
Хрусть! Небольшой осколок вывалился, явив острый коготь, который заскрёб вокруг, расширяя отверстие. Желая помочь, она принялась отламывать кусочки скорлупы, высвободив ещё несколько когтей, а затем вместе с целым ворохом мелких осколков из яйца вывалилась жёлтая чешуйчатая лапа.
Её когти несколько раз сжались и разжались, хватая воздух.
Мина
