еду и сено поутру с тобой расплачиваться?
– Выходит, со мной.
– Хм-м…Ну, а что там с Астреиным? Надеюсь, все хорошо?
– C Афанасием Терентьичем все в порядке. С сыном его родным беда приключилась.
– Что такое?
– При смерти он, соборовали уже. У него лавка в Озерках, вот свояк, закрыв мезонин на ключ, перед вашим приездом туда и подался.
– Так у Саввы, вроде бы, в Петродаре лавка. В Красном ряду.
– У него их там целых две, сидельцы торгуют. Еще одну недавно в Озерках приобрел, вместе с избой для жилья. Покупателей хватает, с Дубовки едут, с Щегловки, Шехманки и Малой Шехманки, из других близких и дальних мест.
– Гонец сказал, что с избяной крыши-то и упал, – подхватил щуплый и востроглазый Захар, поглаживая нанковый однобортный жилет. – Животом да на острые колья забора. Тут уж, беспременно, заказывай требу, потому как кирдык! Вот также, лет десять тому, полез мой сосед в мокрую погоду на князек, ставить флюгер, то есть, птицеверт, да сорвался и полетел вниз. Прямо как Савва, только не на забор, а на зубцы валявшейся у стены дома бороны!
– Вот оно как, – нахмурился Хитрово-Квашнин. – Беда для Афанасия, единственный сын, наследник! – Вдруг в голове его что-то щелкнуло, мелькнула тень подозрения. – Говоришь, он отбыл перед моим приездом? Дорога здесь к тракту одна, мне он не встретился.
– В полях, случаем, не плутали? – спросил купец, почесывая бороду и оценивая положение на карточках других игроков. – Мы с Захаром разок свернули не туда. Осмотрелись, а пути-то нет! Истинно, не видал, как упал, погляжу – уж лежу! Насилу нашли, то есть, ее, дорогу-то. Вот как!
– Да, было дело. – Подозрение стало медленно сходить на нет. – Плутал, как и вы, будь оно не ладно!
– Ну, вот и разгад: коль судьба – встретишься, нет – разминешься…
Со стороны комнат для отдыха раздался приглушенный кашель. Хитрово-Квашнин поднял вопросительный взгляд на купца. Тот закивал светловолосой головой.
– Это другой мой помощник. Вьюноша, слег от этой… как ее?.. Инфле…
– Инфлюэнцы?
– Вот-вот, черт, и не выговоришь!.. Отцы наши ее «китайкой» называли. Поил разным чаем, пока он был в сознании. Теперь только мычит в бреду и покашливает. Болезнь заразная, вам туда, вашбродь, да, впрочем, и другим, лучше не соваться. Ко мне она, слава Богу, не пристает. Помню, не страдали от нее и отец с дедом. Весь город кашляет, люд в изнеможении, а им все нипочем… Комната ваша будет через одну от той, где лежит этот бедолага.
– А куда ж приказчик с кухаркой запропастились? – поинтересовался харитоновский помещик. – Мне б ужина какого, а человеку моему чайку с малиной или липовым цветом.
– Повариха с утра занемогла, на хутор к себе отправилась, а Епифан до снежной круговерти был послан в Избердей за сахаром… Мы тут потихоньку управляемся, деваться-то некуда… Захарка, живо сваргань их милости яичницу с салом. Не забудь присыпать сушеной зеленью, да смотри, не пережарь, что б желтки эдак растеклись немного! Так, вашбродь?
– Именно, так.
– Заодно приготовь чаю с малиной! Уяснил?.. Что сидишь как куст в горшке?!
– Ага! – Щуплый парень опять соскочил с лавки, бросился на кухню и загремел сковородкой.
– Как говорится, чем богаты, тем и рады… Пойду, гляну в щелку, как там Прошка с этой его инфлу… инфле… тьфу ты, прости Господи!..
Хитрово-Квашнин вздохнул и, повесив шинель с фуражкой на гвоздь, присел к столу. Его не оставляло чувство, что на постоялом дворе что-то не так. Но что именно, он не мог для себя уяснить, это от него ускользало.
Окинув взглядом висевшие на стенах лубочные картинки и намалеванные каким-то умельцем. портреты Астреина с супругой, он стал присматриваться к тем, с кем ему предстояло переждать налетевший на округу буран. В ходе возобновившейся с приходом купца игры пошли разговоры, постепенно выяснилось, что Захар у Придорогина состоял в подручных. Постоялец среднего роста и телосложения, застегнутый на все пуговицы укороченного черного сюртука, являлся отставным канцеляристом Дормидонтом Сухаревым. Рядом с ним сидела в кружевной мантилье поверх сиреневого французского платья его худощавая супруга. Еще одним путником был рыжебородый сутуловатый верзила в видавшем виды коричневом сюртуке с тяжелым взглядом исподлобья, пробурчавший, что он усманский мещанин Пафнутий Забазарнов. На краю стола сидели два черноволосых молодых человека, сказавшиеся родными братьями, мещанами из Борисоглебска. Все они ехали, кто, куда, но непогода заставила их искать пристанища на астреинском постоялом дворе.
Спустя несколько минуту штабс-ротмистр сделал для себя кое-какие выводы. Обычные, вроде бы, люди… Купец улыбчив, уверен в себе, сыплет поговорками. Его подручный – типичный прислужник, готовый разбиться в лепешку, дабы угодить хозяину. Канцелярист, выглядящий лет на тридцать, надушен, одет с иголочки, видно, что начитан, – из бокового кармана выглядывает серо-коричневая обложка какого-то столичного журнала, – но что-то в нем не то, что-то не дает проникнуться к нему симпатией. Наверное, его глаза, так и норовит отвести их в сторону. Скрытничает?.. Зачем? Смущается?.. C чего бы?.. Его жена, черноглазая и темноволосая, лет двадцати пяти, тоже слегка насторожена. О мещанине со шрамами на щеке и бровях, которому далеко за тридцать, и говорить нечего – смотрит сычом, молчун, слова клещами не вытянуть… Братья, одетые в серые длиннополые сюртуки, приняли внутрь слишком много горячительных напитков, по их широким лицам с низкими лбами ничего нельзя было разобрать… Все же, кто из этой компании так по-воровски метнулся от экипажей к крыльцу?.. Кто?
Купец, перемешивая бочонки, раз за разом оглашал избу приятным баритоном:
– Барабанные палочки! – и добавлял при этом: – Одиннадцать!.. Утята! Двадцать два!.. Семь пятниц на неделе! Семьдесят пять! Туда-сюда! Шестьдесят девять!..
Увидев, как один из братьев с бородавкой на щеке снова потянулся к бутылке, он гаркнул:
– Семен! Ты играешь, или дурью маешься?
– Не видишь, винца собираюсь хлебнуть, – ответил мещанин, бросив на светловолосого купца хмурый взгляд.
– Ты на меня так не смотри, не люблю я этого. Пьешь с братом сверх меры, суешься в комнату к Прошке. Заболеешь ведь, лечи потом тебя… Имей ввиду, мое терпение заканчивается. Я тут за хозяина! Возьму и вышвырну на крыльцо!
– А, может, он уже пришел в себя, выздоравливает. Я б поговорил с ним по душам…
– Он без сознания. И о чем с ним тебе толковать, вы друг друга знать не знаете!
– Познакомились бы…
– Я больше предупреждать не буду!.. И ты, Тарас: играть, так играть, а не желаешь, ступай спать в свою комнату…
– Нет, я еще посижу здесь. Чего мне в комнате делать-то в такую рань?
– Ну, так веди себя, как надо… Одолели эти
