эти четыре часа с пользой и покопаться в памяти Михаила. Лежал я одетым, поэтому решение поделиться одеялом вышло спонтанным. Укрывая девушку, свернувшуюся калачиком, я в первую очередь отметил хрупкость фигуры и блондинистую шевелюру, торчащую из-под одеяла. А во вторую вдруг ощутил нечто сродни узнаванию. Смутный отголосок на уровне интуиции. Подорожник. Лекарская трава для заживления ран. Ответ на то, какое отношение имел подорожник к девчонке, дала память Миши.
Оказывается, боги покровители в этом мире были не только животными, птицами или насекомыми, как Комаро, но ещё и растениями. Обычно семьи с такими покровителями были более слабыми и входили в состав более сильных кланов на правах вассалов. Вот именно из такой семьи и была моя соседка, их роду покровительствовал Подорожник. Я же, скорее всего, распознал покровительство по крови, поглощённой во время боя.
Интересно получается, в этом мире мой дар получил дополнительные возможности. Теперь я, кажется, запоминал всех носителей поглощённой крови и определял их покровителей. Ещё бы способности выявлять, было бы вообще отлично, но и с этим грех жаловаться.
Потянувшись к дару, я раскинул его на всю казарму, пытаясь отыскать тех, чью кровь уже ощутил на своём теле. Результат вышел необычным. Из двух десятков курсантов я узнал двенадцать человек в первом бою. Вот тебе и анонимность.
Кого там только не было: птички, рыбки, цветочки и деревца. Была даже пара безродных, вернее, безбожных или безтотемных. Тьфу, в общем, без покровителя они были, сами по себе, тёмные лошадки. Вот и выходило, что, отправив меня к «комарам», Агафья или всё-таки Агата засунула прямо в серпентарий отпрысков аристократических родов. Ну просто банка со скорпионами, где в конце должен был остаться сильнейший. И ладно бы ещё только мужчин, но за что сюда сослали троицу девиц: Подорожницу, Репейницу и Лягушку, для меня осталось загадкой.
Про себя отметил ещё одного курсанта. Он имел тотем Медведя, и именно его кровь с нотками боевого безумия снесла все мои хлипкие барьеры. Медвежонок сейчас громогласно храпел, словно боевой сигнальный горн над провалом изнанки.
Ещё восемь курсантов остались неопознанными.
Зубная чечётка прекратилась, соседка крепко уснула, а я всё продолжал терзать память Михаила. На этот раз меня интересовало всё, связанное с этим местом.
В семье особо не распространялись на эту тему, но что-то Михаил знал. Например, что когда-то частная школа была кузницей кадров для разведки. Основной специализацией комаров был шпионаж и действия в глубоком тылу, но никак не боевые действия.
Вот только со смертью последнего кадрового военного в семье, школа стала чем-то сродни пансионата для богатых детишек, где великовозрастных чад тренировали жутко дорогие и жутко специфические репетиторы.
Кстати говоря, сама Агафья Петровна и была таким узким специалистом, тренируя Михаила как личного ученика и вбивая ему в голову принципы работы с кровью, основы ритуалистики и даже жертвоприношений. Михаил искренне не понимал, за что ему такие мучения, ведь хотел выучиться на печатника.
В чём-то я его понимал. У настоящего наследника Комариных магии крови было на донышке, а вот печати у него получались легко и непринуждённо. Однако ради выживания рода он старательно зубрил учение Агафьи, хоть применить большинство из изученного был просто не в силах.
Я прямо-таки с удовольствием покопался в памяти Михаила, пытаясь определить уровень подготовки самой Агафьи. По всему выходило, что «бабушка» вошла бы в полсотни сильнейших магов крови в моём мире, но до первой среди равных ей было далеко.
В целом, сложившаяся ситуация меня устраивала полностью. От охотников меня спрятали, время адаптироваться в новом мире я получил, осталось взять всё, что мне могут дать комары и придумать, как увеличить количество верующих в Комаро. Уж очень хотелось поскорее снять печать. Действуя через прямой контакт с кровью, я чувствовал себя неразумным студентом на самой низшей ступени развития. Мысленно одёрнул себя, напоминая, что ещё сутки назад не было и этого. Так что, хвала Комаро, начало положено, а с остальным справимся.
* * *
Настенные часы пробили полночь, и в канцелярии министерства обороны всё затихло. Лишь в одном окне на третьем этаже до сих пор горел свет. За столом сидел мужчина лет сорока, в задумчивости постукивая пальцами по массивной дубовой столешнице.
Он даже внешне напоминал своего родового покровителя. Невысокий, сутулый, с жиденькими усиками под длинным носом и маленькими бегающими глазками. Так же, как и его бог, Аркадий Иванович руководствовался принципом: «Всё в дом, всё в семью». Терпение, внимание к деталям и усидчивость позволяли собирать информацию по крупицам и создавать воистину гениальные планы по обогащению семьи.
Исполнители, отправленные в самую что ни на есть задницу их необъятной Родины, не выходили на связь. И ладно бы только исполнители, но вестей не было и от племянника. Антоша должен был поставить точку в некрологе на провинциальный род Комариных, которые триста лет назад умудрились отхватить себе в собственность два уникальных места. В перспективе там таились миллионы, а то и миллиарды российский рублей, но нужно было всё сделать так, чтобы и комар носа не подточил.
Мужчина хмыкнул. Каламбур. Десять лет приходилось исподволь подтасовывать факты, подделывать документы, терять кое-что из архивов и шаг за шагом устранять конкурентов. Но оно того стоило.
Наконец, тихо брякнул мобилет, и мужчина приложил его к уху. Новости он слушал с абсолютно непроницаемым выражением лица, лишь изредка подергивая усиками, словно самая настоящая крыса.
— Сколько трупов?… Взрыв?… Мумия?… А что остальные домочадцы? — получив ответы на все интересующие его вопросы, Аркадий Иванович добавил холода в голос, — расследование беру под личный контроль. Завтра жду на стол первичный рапорт.
Мобилет отключился, а мысли Аркадия Ивановича только начинали свой разбег. Антошка, значит, поплатился за самонадеянность и стал мумией. Жалости к безвременно усохшему родственнику он не испытывал. Род у них отличался завидной многочисленностью, одним недоумком больше, одним меньше. Ещё нарожают. А вот из его смерти можно выудить немало преференций, начиная с личного контроля дела и заканчивая самой банальной военной пенсией и звездой погибшего при исполнении.
И всё-таки, что же пошло не так, что второй группе пришлось подрывать к чёртовой матери хорошо укреплённый особняк? Что им смогли противопоставить малолетний слабосилок и престарелая нянька? Опять же придётся оплатить недешёвые услуги мага смерти, чтобы получить подтверждение их смерти во взрыве. Лучше один раз переплатить и удостовериться в собственных правах, чем потом горько жалеть о самонадеянности.
* * *
Паук пересматривал личные дела нового потока. Инструкторы получили задание не вмешиваться в стычки между курсантами. За первые пять дней, не считая убойной дозы физподготовки, эти… с позволения сказать аристо… умудрились выстроить собственную иерархию, где во главе встал один из косолапых, подпевалами ему стали мелкие хищники, а все растительные и земноводные и тем более безродные оказались подмяты под них.
Единственная, кто ещё умудрялся брыкаться, оказалась вторая наследница лекарского рода Подорожника. Мелкая девчушка раз за разом показывала зубы, не идя в открытую конфронтацию, но и не давая себя подмять в прямом смысле слова. А ведь Репейница и Лягушка вполне прекрасно себя чувствовали, перекувыркавшись чуть ли не со всем потоком. Анонимность местами открывает истинные чувства, и далеко не всегда они лицеприятны, но это уже проблемы их семей.
До вчерашнего вечера Паук планировал сделать Подорожницу собственной ученицей, тем самым оградив от приставаний местного альфасамца, но всё обернулось даже лучше. Агата, исчезнув на долгие семь десятков лет, впервые направила в школу собственного протеже. И парень оказался, ох как непрост. Его стиль боя, когда в свалке он отбивался и от инструкторов, и от новобранцев, не был похож ни на один из виденных ранее Пауком.
Что-то похожее выдавали латиноамериканские бойцы, называя это капоэйрой. Обилие крутящих движений, похожих на танцевальные па, подсечки, использование инерции движений соперника. Но самое главное отличие — кровь! Парень практически искупался в ней. Паук насчитал не менее десяти серьёзных попаданий по неизвестному и ещё почти два десятка, прошедших вскользь. И каждый раз новенький как будто нырял в свежую кровь на брусчатке, не то восстанавливаясь, не то поддерживая свой кровавый боевой транс.
Одно это давало надежду, что мальчишка — и есть тот самый последний
