веселее…
— Спасибо, — пробормотала я, когда тарелка моя опустела, а дрожь перестала бить тело. — Твоему отцу стоило бы поучиться у тебя гостеприимству.
Паренек вздохнул. Его кудлатая голова поникла.
— Он неплохой, — робко произнес мальчишка. Ну да, ну да. Все жертвы домашних тиранов так и говорят! — Просто после того, как не стало мамы, он сильно переменился…
Даже знать не хочу, что с ней стало.
А то, не дай, Бог расплачусь.
— Я принесу тебе ее вещи, — таинственным шепотом произнес мальчишка, наклонившись ко мне. Наверное, чтоб папаша не услышал. — Они, конечно, не новые, но чистые и сухие…
— Спасибо, — вот сейчас точно разревусь! Что за ангел этот мальчишка, живет в аду, а сердце доброе! Откуда он черпает силы, чтоб оставаться человеком?!
Но я не заревела. Отерла глаза, стиснула зубы. Если уж этот маленький человек так стойко переносит невзгоды, то чем я хуже?!
«Ничего, справлюсь! — храбрясь, думала я. — Прорвемся!»
Мальчишка обернулся быстро, принес мне чистую рубашку и темно-зеленое платье из грубой, но прочной ткани.
— Свою одежду тоже высуши, — наставлял он меня, провожая до закутка, где мне предстояло жить, — почини и береги. Кто знает, когда удастся ее заменить?..
Отличная новость!
То есть, никогда?!
В темной комнатке, в закутке под лестницей, куда определил меня Карл, было темно и холодно.
Под окном стояла кровать, напротив нее был камин. Его давно не топили, и было неясно вообще, можно ли его топить.
Еще стул был. На нем я тщательно развешала свою мокрую одежду.
Вот, собственно, и вся обстановка…
Желая согреться, я, не раздеваясь, поскорее шмыгнула в постель. Но там было еще холоднее, одеяло было невозможно тонким. Нет, так не годится совершенно!
— Карл! Эй, Карл!
Я выбралась из своего закутка и вышла в пустой зал. Понятия не имею, где у Карла его комната. Но слышимость в доме хорошая, так что он услышит мой зов. Надеюсь.
Но, кажется, у мальчишки даже своей комнаты не было.
Я услышала, как что-то шевельнулось на кухне, чуть громыхнул котел. Хитрец спал прямо на печи, на остывающих кирпичах.
— Что случилось, — спросил он, и тут же осекся. Не знал, как ко мне обратиться. Имени-то своего я не назвала.
— Адель, — произнесла я, кутаясь в тонкое одеяло. — Зови меня Адель. Карл, почему так холодно?
— Так дрова все вышли, — ответил мальчишка, виновато выглядывая из-за котла.
— Как это вышли? — я так и встала, как вкопанная.
Потому что перед печкой лежала вязанка хвороста и несколько отличных сухих поленьев.
— А это тогда что?
— Это на утро, — ответил Карл, поежившись от ночного холода. — Потерпи еще пару часов. Потом я растоплю печь, когда буду готовить чечевичную похлебку для лесорубов, и станет намного теплее…
Я фыркнула. Пару часов потерпеть! То есть, не спать всю ночь, трястись, а потом весь день вкалывать?! Не удивительно, что у Карла такой изможденный вид!
— Что за бред! — проворчала я. — Ну, ладно —мы. На нас твоему папаше как будто бы плевать. Но сам-то он как спит в таком аду?!
— Так у него есть железная печка в спальне, — ответил Карл робко. — И бутыль самого крепкого самогона…
— Можешь не продолжать, — сказала я. Внутри у меня все так и кипело. Вот же старый сморчок! — Давай-ка лучше печь растопим.
Уж лучше папаша Якобс меня пришибет, чем я окочурюсь в этом холоде!
Карл так и вытаращился на меня.
— Но-о-о-о, — протянул он изумленно, — но если мы растопим теперь, то дров не хватит на то, чтобы приготовить завтрак!
— А это что, — сварливо произнесла я, раскладывая поленья в печи, — последнее топливо?
— Н-нет, — пробормотал Карл, проворно спрыгивая на пол. — Еще целая поленница, н-но…
— Целая поленница! — воскликнула я. — Вот и принесешь оттуда еще дров.
— Н-но… — тянул изумленный мальчишка, глядя, как в печи расцветают языки живительного теплого пламени.
— Что еще?! Ну, не пронумеровал же он их?
— Вообще-то, да.
Я только глаза закатила.
— Невероятно, — пробормотала я.
— О-он, — тут же затараторил Карл, — очень рачительный хозяин! Бережливый! Дрова просто так с неба не валятся!
— А откуда они к вам валятся?
— Так лесорубы расплачиваются ими за похлебку!
— Они даже денег вам не дают? — изумилась я.
Карл стушевался.
— Ну, — неопределенно протянул он, — готовлю-то я не очень, если честно. А им нужно подкрепиться, ведь работать целый день. Моя чечевичная похлебка хоть и невкусна, но сытная. Я не жалею чечевицы. Так что они оставляют по паре поленьев за миску.
— Чудовищно, — выдохнула я. — Ну, что же. Мы попробуем стрясти с них деньги. Деньги-то у них есть?
Карл даже рот раскрыл от такого самоуверенного заявления.
— Да-да-да есть, — даже заикаться начал, бедолага. — Но кто ж нам даст?!
— Дадут, — сказала я, повязывая фартук, что болтался тут же, рядом с печью. — Если добавки захотят. Первая миска за поленья, вторая — за деньги.
— Добавки? — Карл даже дышать перестал. — А ты что, хорошо готовишь?
— Еще как, — усмехнулась я, припоминая свои кулинарные навыки.
Да уж, в элитный ресторан попасть не удалось. Но тут, думаю, мои умения будут намного ценнее. И, может быть, даже помогут выжить мне.
Нам.
Нам с Карлом.
Я взглянула на него еще раз, и сердце кровью облилось.
Ну, ведь это сын папаши Якобса! Как можно было довести своего собственного ребенка до такого жалкого состояния?!
— А чем отец тебе платит за твои услуги? — спросила я, шевеля кочергой пылающие поленья в печи. — Ты говорил — ты на него работаешь. Тоже поленьями?
— Нет, конечно, — мальчишка опустил глаза. — Но кров над головой и еды вволю достаточно за мои никчемные услуги…
— Достаточно! — фыркнула я. — Ты такой тощий, что тебя ветром шатает. И последний вопрос: как в схему вашего существования вписывается папаша Якобс?
— Ну-у, — протянул Карл, и глаза его забегали. — Он встает к полудню и проверяет, исполнена ли работа…
— Дровишки считает, — язвительно поддакнула я. Но Карл моего сарказма не понял и серьезно кивнул головой. — Кормилец, нечего
