дом по Пензенской улице. Его еще называли по-старому: дом облпотребсоюза.
В четырех просторных подвалах этого дома приютились около тридцати человек — женщины, дети, старики. Они появились здесь в то памятное воскресенье — 23 августа 1942 года, когда врагу удалось прорвать нашу оборону в районе Сталинграда. Чтобы вызвать панику и, воспользовавшись ею, ворваться в город, гитлеровцы бросили в этот день на Сталинград воздушную армаду. Свыше шестисот бомбардировщиков, делая по нескольку заходов, обрушивали свой смертоносный груз на мирное население огромного города. Целые кварталы Сталинграда превращались в развалины; рушились стены; словно костры, пылали деревянные строения… Люди искали спасения в подвалах многоэтажных зданий. Бомбоубежища становились их новым жильем.
К тому времени, когда немцы прорвались в город и бой разгорелся в его прибрежной части — это было через три недели после первого налета авиации, — обитатели дома на Пензенской уже обжились: их объединила общая беда.
Подвалы зеленого дома не были смежными. Ход в каждое из четырех помещений шел через отдельный подъезд.
Больше всего народу собралось в первом подвале. Там главенствовала большая семья фронтовика Макарова: его жена, двое детей, двое племянников-сирот, бабушка и высокий сухой дед с отвисшими седыми усами, которого все почтительно величали Матвеичем.
Дементий Матвеевич Коротаев досыта навоевался за свою долгую жизнь. Еще юношей он отведал муштру царской армии — благодаря своему могучему росту он попал в гренадеры. Он воевал в Порт-Артуре, всю германскую кормил вшей в окопах, а потом, не выпуская из рук винтовки, пошел в Красную Армию. В Сталинграде Коротаев человек не случайный: в 1918 году он командовал батареей, оборонял Красный Царицын, да так и остался здесь жить.
Матвеич умел определять на слух калибр разорвавшегося снаряда и тем снискал авторитет у обитателей подвала, особенно у мальчишек. Ребята любили слушать его воспоминания, и Матвеич не заставлял себя упрашивать: рассказывать он любил.
— Тогда, в восемнадцатом, царский генерал Краснов два раза подходил к самому городу, — говорил бывало Матвеич, — да оба раза натыкался мордой на кулак… Наша батарея тогда за рекой Царицей стояла…
Дальше обычно шли подробности о том, как лихо действовала красная батарея, которой командовал он, бывший гренадер русской армии Дементий Матвеевич Коротаев. И хотя прямых параллелей он не проводил, тем не менее все — и рассказчик и слушатели — ясно представляли себе, что и гитлеровцы, рвущиеся теперь к Сталинграду, натолкнутся мордой на кулак…
Другая семья состояла из четырех человек. Ее глава, Михаил Павлович — жилистый старичок с острой седенькой бородкой, в прошлом оружейник с завода «Баррикады», — мог бы тоже кое-что порассказать. Ведь если Матвеич оборонял Царицын в рядах Красной Армии, то Михаил Павлович был в числе тех царицынских рабочих, которые с оружием в руках ликвидировали в городе контрреволюционные заговоры. Пока подошел отряд Клима Ворошилова, пробивавшийся через занятый белыми Донбасс, через кольцо германских войск, — туго, ох, как туго приходилось тем, кто держался в Красном Царицыне! Все же выстояли. Но что теперь о былом говорить! Вот годы бы молодые да силушку былую… И Михаил Павлович как рассказчик не брался тягаться с Матвеичем…
Всеобщим уважением пользовалась здесь Ольга Николаевна Адлерберг, усталая, пожилая женщина. В последнее время она работала курьером райсобеса, но здесь, в подвале, все ее называли докторшей, вероятно, потому, что она охотно давала медицинские советы и к тому же имела при себе аптечку, которой все пользовались. Чуть что — и к Ольге Николаевне обращались, словно в амбулаторию.
Впрочем, некоторое отношение к медицине она действительно имела. Родилась она в Ростове, училась в Харькове, а с третьего курса института пошла работать сестрой милосердия — то были годы первой мировой войны. А потом уже учиться не пришлось. Милосердная сестра, кареглазая Олечка, полюбила раненого латыша, вышла за него замуж и уехала в Ригу. В 1940 году, когда в Прибалтике утвердилась Советская власть, Ольгу Николаевну — к тому времени уже овдовевшую — потянуло на юг России.
Потянуло туда и ее дочь, девятнадцатилетнюю Наташу: ведь она столько наслышалась от матери о местах, где та росла… Две задушевные подруги Наташа Адлерберг и Янина Трачум — они вместе закончили гимназию — подолгу бродили пасмурными зимними днями по набережной Даугавы, предаваясь мечтам: они поедут учиться в Москву, увидят Ленинград, увидят среднюю Россию, Волгу, а главное — Крым, с вечнозелеными кипарисами и теплым Черным морем. Поездка была назначена на лето 1941 года, и все уже было обдумано и санкционировано Наташиной мамой и отцом Янины — строителем-железнодорожником. Летом поездка действительно состоялась, но при совершенно иных обстоятельствах.
В начале второго года войны — а за это время был и труд на строительстве в Иваново, и работа в госпитале — судьба привела троих рижанок в этот подвал.
Высокая светловолосая Наташа внешне казалась противоположностью своей подруги Янины — полногрудой приземистой смуглянки с серыми глазами, но обе они озорницы и хохотушки. Девушки излазили давно опустевшие квартиры верхних этажей, натаскали в подвал кроватей, зеркал, гардин.
В подвале обосновались и две тихие женщины — тетя Паша и тетя Нюра, не то сестры, не то просто дружные соседки. Тетя Паша была матерью двух сорванцов — Тимки и Леньки. Мальчики были в том возрасте, когда непоседливость нельзя ставить им в тяжкую вину. Но тетя Паша не могла с этим мириться, особенно если ей казалось, что сыновья взобрались на чердак полюбоваться зрелищем ночного боя или — что еще страшней — выбежали во двор: ведь там стреляют!..
Уже в первые дни Тимка стал признанным вожаком всей ватаги мальчишек, которые снисходительно приняли в свою среду даже девочек: Маргариту, племянницу Зины Макаровой, и Лиду — дочь учительницы Ритухиной. Он же был и организатором «вечеров воспоминаний», в которых главную роль играл Матвеич.
Жила в первом подвале и тетя Груша — сварливая и в высшей степени пронырливая особа. Она ко всем приставала с одним предложением: «давай сменяем». Предметом ее вожделений были продукты, хотя непонятно, о каком «обмене» могла идти речь, когда скудные запасы пищи скоро у всех истощились, а то, что удавалось доставать главным образом стараниями Наташи и Янины, шло обычно в общий котел. Источником для обменных операций служили различные вещи, которые тетя Груша выдавала за свои.
Несколько человек оказались отрезанными во втором подъезде. Среди них — семья бухгалтера городской бани. Сына бухгалтера Леву очень огорчало, что он редко видится с товарищами. Он все норовил пробраться в соседний подвал, и только
