Обычай был настолько важен для Квентина и Элизабет, что после полуночи они незаметно ускользнули из больницы, несмотря на предостережения хирурга. Элизабет делали кесарево сечение. Крепыш Торн весом свыше четырех килограммов застрял на выходе.
Оставалось еще четыре часа. Достаточно времени. Дорога домой на острова занимала всего полчаса. Было 5 июля 1947 года.
Все сведения об этой ночи были почерпнуты Торном из статьи в «Майами геральд». Доктор Билл хранил ее до тех пор, пока Торн не стал задавать слишком много вопросов о смерти своих настоящих родителей. Тогда доктор Билл провел Торна в свой кабинет, где на столе были разложены газеты. Потом вышел из дома, чтобы опробовать на гнилой ветке свое мачете, а тринадцатилетний Торн читал и перечитывал старые газетные заметки. Доктор Билл не дал себе труда хоть как-то его подготовить. Он ко всему относился с хладнокровием хирурга. «Вот, прочитай. Это все, что известно». И отправился рубить гнилушку во дворе, пока Торн в одиночку боролся со своими чувствами.
5 июля 1947 года была ясная ночь. Стояла обычная для июля жара. Дул легкий юго-восточный бриз. Да, Торн прочитал всю газету, прежде чем позволить взгляду остановиться на заголовке статьи о гибели четы Торнов. Погода, спортивные новости, «Красные отвергли план Маршалла». Первоклассные марки за три цента. Анекдот дня. Рассказ о том, как венчалась молодая пара. У алтаря она сказала «нет» вместо «я согласна». Потом передумала, но тогда уже он сказал «нет». Торн прочитал все от корки до корки.
Наконец осталась всего одна статья. По мере чтения Торн представлял картину произошедшего, расцвечивая деталями сухой газетный стиль, навсегда запечатлевая давние события в своей памяти. И с тех пор, когда бы он ни вспоминал об этой автокатастрофе, всегда выходило примерно следующее. Была ясная ночь. Они ехали по двухрядному шоссе длиной в сорок километров, протянувшемуся вдоль полотна старой железной дороги. Старожилы говорили, что если высунуть руку из любого окна машины, то можно дотронуться до мангровых деревьев. Узкая и темная асфальтовая дорога была пустынна. Торн спал у Элизабет на руках. Спал, ощущая ритм ее дыхания, под гул старой машины.
Навстречу им в «студебеккере» своего папаши, возвращаясь с Ки-Уэста,[7]несся Даллас Джеймс, двадцати одного года. С парочкой друзей на заднем сиденье. Все были навеселе от выпитого бурбона с кока-колой. Рядом с Далласом Джеймсом сидела девушка. Милая девушка, которая училась вместе с ним в университете на последнем курсе и которая не подозревала, что за один день они проделают путь из Майами на Ки-Уэст и обратно и что вся их поездка будет сопровождаться выпивкой и безудержным весельем. Ее звали Дорис Джин Периш. Обо всем этом говорилось в газете. Именно благодаря девушке все и раскрылось. На следующий день она все рассказала своему отцу. Добропорядочная католичка всю ночь не могла сомкнуть глаз, мучимая чувством вины.
Той ночью Даллас рассказывал какую-то длинную историю и через плечо наблюдал за реакцией спутников. Бурбон и кока-кола, затянутая шутка — Далласа больше заботило то, сумеет ли он вызвать смех и поразить воображение своих приятелей и Джин Дорис, а не свет фар движущейся навстречу машины.
Квентин Торн съехал с обочины по пологому берегу прямо в озеро Сюрприз. У него не было выбора. Либо пойти на лобовое столкновение и встретиться с тоннами стали, либо нырнуть в залитые лунным светом воды озера Сюрприз. Сюрприз, сюрприз… В это время суток вода поднималась лишь на метр с небольшим. Был отлив. Но с головами, расплющенными о стальную приборную доску, им, чтобы захлебнуться, хватило бы и купальни для птиц.
Торна отбросило назад, и он приземлился на чемоданы своей матери, громоздившиеся на заднем сиденье. В то время как темная теплая вода озера Сюрприз заполняла салон машины, Торн, наверное, громко плакал. Вода поднималась все выше, вот она закрыла лица его родителей и наконец остановилась всего в нескольких сантиметрах от того места, где заходился в крике он сам.
Даллас Джеймс остановился, вышел из машины, оценил ситуацию, быстро договорился со своей совестью, загнал всех обратно в машину и уехал.
Во второй заметке, вышедшей несколькими неделями позже, описывалось, как Даллас Джеймс предстал перед судом. По его версии, та, другая машина, стала выезжать на встречную полосу, Даллас нажал на гудок, отклонился от курса, чтобы избежать столкновения, и свежеиспеченные родители и их новорожденный младенец по своей доброй воле свалились в озеро. Судья решил, что все произошедшее и так уже достаточно трагично, и, принимая во внимание, что Даллас Джеймс из хорошей семьи и все такое прочее, ограничился лишь строгим внушением.
Но Торн не мог этим удовлетвориться. Жажда мести вызревала в нем шесть лет, и в конце концов он осуществил свой замысел. А теперь он был здесь, отбывая свое бессрочное наказание, мучаясь от чувства вины в мире невиновных. Какое жестокое и необычное наказание. Сегодня был день открытых дверей в исправительном доме. Мистер Торн навещал мистера Торна.
Сара выходила из воды. Торн смотрел, как волна от ее ног добежала до берега и разбилась о корни мангровых деревьев. Она выходила на берег, и луна освещала ее тело.
— Ты закончил? — спросила она, стоя в нескольких метрах от него, с нее стекала отсвечивающая золотом вода.
— Думаю, да, — ответил Торн.
— О чем ты только что думал?
Она нагнулась, вытащила из своей большой соломенной сумки полотенце и стала вытираться.
— О твоих волосах.
— А до этого?
— О твоей коже, — откликнулся он.
— Ну прекрати, ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Об этом месте, — сказал Торн. — Об озере Сюрприз, о мрачных, тяжелых вещах.
— Но со мной ты ими делиться не собираешься. — Она расстелила полотенце рядом с ним и села, опершись на локти. Загорая в лучах луны.
— Боюсь, мой голос сейчас мне изменит.
Она сказала:
— Может, мне стоит одеться, чтобы ты мог справиться с голосом?
По шоссе прогрохотал грузовик, везший свой груз на юг. На архипелаг Кис все приходилось завозить, даже пресную воду доставляли по трубам. Единственными природными ресурсами были рыба и разлитая в воздухе нега.
— Возможно, — ответил Торн.
— Наверно, это выглядит кощунством — посещать кладбище голышом? — Она улыбнулась ему и облизнула верхнюю губу.
— Пожалуй, но мне это нравится.
— Мы могли мы поплавать, — сказала Сара, уже без самоуверенности в голосе. С ноткой раскаяния, что почти соответствовало его настроению. — Это так приятно.
