считал моё волнение и хотел придать мне уверенности, но не вышло…
— Здравствуйте, — сухо отозвалась Людмила Леопольдовна и медленно скользнула взглядом вначале по моему платью, потом ногам и в итоге её глаза остановились на ступнях.
Раньше мама Миши была абсолютно нейтральна ко мне, но сегодня в её взгляде проскальзывало своебразное оценивание.
Съёжившись под взглядом Решетниковой, я перевожу взгляд на главу семейства. Вот здесь, слава Богу, ничего не поменялось.
Александр Степанович стоял у окна и не смотрел в мою сторону. Его хмурый, нетерпеливый взгляд был устремлён на младшего сына.
— Опаздываете! — пробурчал мужчина и двинулся к огромному столу.
В ответ Миша, с полуулыбкой, пожал плечами и перевёл взгляд на братьев.
Старший Владимир сидел на диване и держал на руках ребенка лет четырёх. Рядом с ними сидела кареглазая стройная брюнетка с большими серыми глазами.
— Маш, Володю ты знаешь. Это Элина — его жена. А этот кудрявый мальчуган — мой любимый племянник Виталик.
Мы обменялись кивками и я отметила про себя, что Владимир, по всей видимости, помирился с женой.
Щёку обожгло и мои глаза буквально влипли в мужчину, который сидел у самого дальнего окна на спинке кресла. Под моим взглядом Арсений поднялся и улыбнулся своей самой красивой улыбкой.
— С Арсением ты тоже знакома, — продолжал Миша, легонько подтолкнув меня вперёд.
Лучше бы он этого не делал. Когда Миша отвернул голову в сторону сестры, Арсений обжег меня таким горячим взглядом, что я еле удержалась на ногах. Потом он молча чему-то ухмыльнулся и тоже двинулся к столу.
— И с сестрой ты… знакома, — резюмировал друг, после чего я чуть ли не насильно заставила себя оторвать взгляд от желанного мужчины.
Несмотря на мою ненависть, я не могла не отметить какая была сегодня красивая Яна. Светло-коричневое струящееся платье придавало её надменному и строгому виду необычайной легкости. Её хрупкая, а не по обычному сухая фигура, сейчас напоминала тонкую берёзку, облаченную в осеннюю листву.
Я даже рот приоткрыла, чтобы вытолкнуть непростительную глупость типа: «какая ты красивая», но потом перевела взгляд на сморщенную индюшачью мордашку Яны и прикусила язык.
— Ты из какого подземелья вез свою подругу, а Миш? — скривилась Яна и стрельнула взглядом в мои босые ступни.
Они что сговорились с мамой?! Неужели мать и дочь настолько беспокоит отсутствие обуви на моих ногах? Или что?
Я прошлась взглядом по ногам семьи Решетниковых и поняла, что они все были обуты. И мой Мишка был в туфлях. Да что говорить, даже на ногах Виталика красовались мягкие темно-синие кроссовки.
Может мне нужно было остаться в сапогах? Но как бы я в них шла по идеально вычищенному полу? Тем более всё семейство Решетниковых было не в уличной обуви, а в туфлях, босоножках… Мои сапоги на их фоне смотрелись бы растоптанными колошами!!!
Когда я волнуюсь, всегда несу всякую чушь и эта минута не стала исключением. К сожалению.
Прочистив горло, я слишком громко и чётко спросила.
— Может мне за сапожками сбегать? Только мне тряпочка нужна, а то у нас напротив дома собак выгуливают и к моей подошве могло прилипнуть го…
— Маша, — резко осадил меня Миша и стал не очень выразительно что-то выговаривать одними губами.
И вдруг в повисшей тишине раздался очень бодрый голос деда.
— Дайте девочке тряпку наконец, а то и правда — в нашем мире ужасно много дерьма.
— Папа, — сквозь зубы выдохнула Людмила Леопольдовна и посмотрела мне прямо в глаза, — Мария, я попрошу принести тебе что-нибудь…
— Ага, — покраснев ещё сильнее, кивнула я, а про себя трусливо подумала, что неплохо было бы уметь превращаться в страуса. Макнулся головой в землю и как будто не при делах.
Через мгновение Мишина рука снова легла мне на талию и он очень тихо проговорил.
— Всё нормально.
Утешает. Но я то знаю, что в очередной раз опозорилась. И почему я всегда всё порчу!!!
Глава 6
Что можно вместить в Мишино понимание слова «нормально»?
То, что мне вместо туфель, как у остальных, принесли белые шлёпки из резины. И пусть их не купили на местном рынке, и они были с логотипом неизвестной мне, но наверняка дорогущей фирмы, факт оставался фактом — мне вручили обычные шлёпки.
И где они выкопали эти скороходы? Неужели лично для меня хранили?
Даже друг «оценил» сочетание моего черного платья и колготок с белым резиновым великолепием. Миша хмуро уставился вначале на шлёпки, потом на маму, но в итоге дипломат в нём как всегда победил. Парень наклонился ко мне и совсем тихо проговорил.
— Под столом их не видно, а на днях мы купим тебе туфли.
Или возможно друг хотел вместить в своё утешительное слово «нормально», то с каким удивлённо-пренебрежительным видом смотрели на меня всё семейство Решетниковых, когда мы оказались за столом.
Дело в том, что меня никто и никогда не учил работать вилкой и ножом одновременно. С детства мне пришлось мастерски научиться владеть ложкой и вилкой, чтобы с ракетной скоростью уплетать всё, что мне было позволено — или чаще не позволено — сожрать… а здесь…
Здесь — за столом — все ели не спеша, тщательно пережёвывая каждую пищинку пищи. В такие пищинки еду превращал абсолютно тупой нож, больше похожий на пилу. Я не из леса вышла и видела как люди одновременно едят и ножом, и вилкой, но… Но! Я полагала, что для семейного обеда это умение мне не пригодится.
Замучившись ловить оливку в салате, чтобы её разрезать, как это сделала манерная Яна, я с бешеным остервенением накинулась «напильником» на гриб и он не выдержал такого напора. Серенький грибочек предательски катапультировал из моей тарелки и угодил как раз в бокал с вином Александра Степановича.
— Метко, — в полнейшей тишине хмыкнул Арсений и я словно по команде подскочила с места.
— Я исправлю, — разволновавшись прошипела я, а затем перевалившись через стол, решила вытащить непослушный гриб из бокала главы семейства.
Проклятый гриб снова сопротивлялся и не хотел добровольно покидать бокал, но в итоге я добилась своего.
— Вот, — выдохнув проговорила я и закинула побеждённый гриб в рот.
Надо было видеть глаза Мишиного отца — они расширились примерно также как и его рот. Мужчина, видимо, настолько был поражён, что даже не нашёл что сказать. Да и за столом никто не спешил комментировать ситуацию.
Только через полминуты Александр Степанович часто заморгал, потом заглянул в свой бокал и молча свёл брови к переносице.
— Я руки мыла, — на всякий
