что он её не оставит. И всё же одновременно он был не совсем прав… Она также ещё ни за что бы не хотела остаться здесь без него.
— Им, я понимаю, что у тебя есть все основания злиться на меня, — со вздохом признала она, усаживаясь на противоположную от опекуна лавку. — Но знаешь что, меня воспитывали Афина и Гестия. И я тоже доставляла им, хммм… определенные проблемы. И они обе и гораздо древнее и могущественнее тебя, но ни одна из них никогда не позволяла себе… такого!
— Какого? — растягиваясь на лавке, закрывая глаза и зевая, с одолжением поинтересовался опекун.
— Ты ведешь себя как… как… как… в конец охамевший злобный и мерзкий тролль!
Она могла бы выразиться и похлеще, но обстоятельства настоятельно требовали от неё предельно-возможной вежливости.
В душе Ганимед был согласен со своей подопечной, дав волю своему плохому настроению, он действительно повёл себя с ней как тролль. Однако признаваться ей в этом не собирался. И потому просто поинтересовался.
— И, насколько серьезные проблемы ты доставляла своей тётке и сестре?
Пандора улыбнулась своим воспоминаниям и уклончиво ответила.
— Разные. Хотя… были и очень серьезные. Я способная, — заметила она, решив разрядить обстановку самоиронией.
— Они просто относились к тебе как к ребенку, и поэтому всё прощали, — в очередной раз зевнув, прокомментировал Ганимед.
— Ничего подобного! — искренне оскорбилась Пандора. — Они обе относились ко мне со всей серьезностью и уважением! Иначе Гестия не сделала бы меня Верховной жрицей, а Афина — Верховным Судьей Ареопага[1]! ВЕРХОВНЫМ СУДЬЕЙ АРЕОПАГА!!! — многозначительно повторила она последние три слова. — Я надеюсь, ты представляешь, какая мне была дана власть и, соответственно, насколько она мне доверяла?!
— Не просто представляю, а даже очень хорошо помню, — одновременно с очередным зевком заверил её древний блондин. — Как помню и то, как Афина относилась к смертным, что она о них говорила и насколько сознательными личностями считала…
— Ты… ты… ты просто не выносим!
Девушка так возмутилась, что даже вскочила с лавки.
— Почему? — хмыкнув, поинтересовался древний. — Это же не я, а Афина считала людей — стадом безмозглых баранов, которым совсем несложно управлять…
— Им, ты не просто передёргиваешь, ты откровенно не прав! Афина никогда не отзывалась о смертных как о безмозглых баранах! Наоборот, она искренне заботилась о них! И в гораздо большей мере, чем кто-либо другой из богов! Ты прекрасно знаешь, что она не только научила смертных чтить законы и учредила Ареопаг. Благодаря её подсказкам смертные изобрели также плуг, грабли, ткацкий станок и ещё очень много других полезных в сельском хозяйстве и домашнем обиходе предметов. Она смирила волю диких волов и лошадей, превратив их в надёжных помощников смертных. Она же покровительствовала музыкантам, художникам и всем без исключения ремесленникам. И, наконец, будучи богиней покровительницей справедливой войны, я знаю, что она очень часто спускалась с Олимпа на поле боя и одаривала надеждой на победу каждого встреченного ею солдата!
— Ага-а, — подтвердил, соглашаясь с собеседницей Ганимед. — И при всём при этом, она всё же продолжала полагать, что основная масса смертных — никчемные животные! И не раз заявляла об этом во всеуслышание! Разве нет? — иронично прокомментировал он.
— Да, заявляла, — вынуждена была признать Пандора, но тут же заметила. — Но ты всё равно передёргиваешь, потому что вырываешь слова из контекста!
— Ора, как ни крути, а основная масса — это подавляющее большинство! — усмехнулся блондин. — Поэтому фактически она назначила тебя Верховным судьёй над никчемными животными. Что, как по мне, в её глазах не требовало такой уж большой мудрости…
— Ты… — задохнулась девушка. — Ну ты и… Им, да ты просто сволочь! Завистливая, злобная сволочь, получающая удовольствие унижая и оскорбляя!
Он не просто обидел её, он сделал ей больно. Очень больно. Столь больно, что глубина и острота этой боли — удивили её. Она поверить не могла, что его мнение о ней столь значимо для неё.
Услышав слёзы в голосе Пандоры, Ганимед понял, что перегнул палку.
— Ора, прости, — с искреннем раскаянием в голосе произнёс он. — Прости и поверь, что я не хотел тебя обидеть. Я понимаю, что тебе обидно. Но я просто констатирую факт. Афина не считала тебя ровней себе. Она видела в тебе маленькую девочку, которой ещё только предстояло повзрослеть. Причём взрослеть, набираться ума и опыта, в её понимании, тебе предстояло ещё, как минимум, лет семьсот-восемьсот… Конечно же, она любила тебя. Она бы жизнь за тебя отдала. Она бы всё сделала ради тебя. Но ни мудрой, ни зрелой она тебя не считала. Тебе просто пока не понять уровень её восприятия тебя как личности. Это придет к тебе лишь после первых пары тысяч лет… Хотя… — он задумался на мгновение. — Как пример… Вспомни себя в детстве. Приходят ли тебе на ум поступки, которые ты сейчас оцениваешь как откровенно глупые?
— Ну-ууу… да, — задумавшись и вспомнив кое-какие из своих выходок, усмехнулась девушка.
— А теперь вспомни, сколько лет Афине — и поставь себя на её место…
Девушка кивнула и усмехнулась.
— Я понимаю, о чем ты, но ты всё равно…
— Нет, ты не понимаешь, — перебил собеседницу Ганимед. — Ты пытаешься понять, но, как я и сказал, пока не можешь, — безапелляционно констатировал древний.
Пандора понимала, что спорить с блондином совершенно бесполезно. Слишком разный у них уровень восприятия самоидентификации и, в целом, менталитет. Они были не только из разных поколений, но и времени и даже миров. Ей не переубедить его. Ему не переубедить её. И всё же она бы не остановилась и продолжила бы спорить, просто потому что в ней клокотали обида и возмущение. Просто потому что не могла остановиться, так он её завёл.
Однако остановиться всё же пришлось. Потому что их прервали. На пороге «улья» появилась Кейт и сообщила, что ради того, чтобы встретиться с ними Дубрев прервал Совет Старейшин и теперь ждёт их в беседке на ужин.
— Кейт! Спасибо тебе… — искренне воскликнула Пандора.
— Это не я, — смущенно улыбнулась женщина. — Это Дубрев. Он, как только услышал о ваших… ммм… обстоятельствах, сразу же обратился к старейшинам с просьбой о переносе Совета на завтрашнее утро.
Ганимед, Пандора и Кейт прошли в увитую виноградом беседку, которая ярко освещалась магическими светлячками. Однако поразило Пандору и Ганимеда даже не это, а удобные мягкие кресла и фарфоровая посуда тонкой работы. И то и другое явно не имело ничего общего с бронзовым веком.
— Что-то мне подсказывает, что и некоторые из «ульев» — это тоже только иллюзия? — усмехнулся древний.
— И у нас, как и у
