пассивным (или активным) наблюдателем — но все по согласию. На самом деле удобно. Оставил ребенка на попечение каких-нибудь развлекаловок — веревочных парков или еще чего — а сам идешь и ебешься в соседнем зале. К тому же подобные заведения еще сильнее добавляли к липовой идее торговых центров — быть местом для семейного времяпрепровождения. Одно было хреново — вход стоил дорого, но был доступен весь сервис: безлимит на гандоны, смазки, игрушки — подойди к админу и спроси об этом, и тебе все дадут. И вот Вера и Вова зашли. Оба еще совсем юные. Такие по сути вещей не должны были оказаться в подобном месте. Молодняк обычно предпочитал трахаться везде, кроме дома, а такие вещи они воспринимали как карикатуру на секс. Но первый раз Вера решила провести здесь — не было понятно почему. Ну, может, надо было… Ну, и Вова в общем не спрашивал — его радовал уже тот факт, что все так получилось, что она ему даст. Они заплатили админу за вход, взяли пару презиков и новый флакончик смазки. Подошли к колонне — одной из двух колонн в зале, которые симметрично стояли на большом расстоянии в конце. Вера разделась до гола и легла на спину, запрокинув голову. Вова помедлил, ведь первый раз видел ее нагой, но тоже снял все — кроме носков. Он упал на бесконечный ковер на спину параллельно Вере и посмотрел ей в глаза. Боковым зрением разглядел рядом со своим виском остаток не высохшей спермы на темно-синем ворсе и отпрянул. Его корежило. Ему вдруг сильно захотелось в туалет. Вера прильнула к Вове, завидев его волнение. Вова выдохнул, но все то же чувство ножа, который воткнули куда-то в кишечник и начали проворачивать не особенно ослабло.
Вера голой казалась больше обычного. Ну, то есть, не потому что взору открылись недостатки тела, а потому что это чудо, друзья. Она была большая и статная, хотя в жизни была маленькая и хрупкая. Она напомнила Вове мать времен ее бурной юности. Такая большая, сильная и сексуальная. Вера нежилась и шутливо подергивала за хуй Вову, который стоял уже с час, с того момента как она объявила ему о цели посещении торгового центра. Вера не собиралась начинать первой, поэтому она лишь играла с пареньком и его членом, чтобы соблазнить и направить. Но Вова запутался в мыслях и просто лежал, по лицу растянулась туповатая улыбка. Вера приподнялась и продолжительно и крепко поцеловала Вову. Парень вернулся из забытья, оправился и сказал, чтобы Вера встала раком. Но Вера просто легла на живот. Не понятно почему. Но Вову ничего не смутило, и он по-мальчишечьи впился в сочный зад. Но с непривычки он делал странные решения. Даже вот эта поза — как он собирался отлизать? Но он попытался. Схватил руками две ягодицы, чуть раздвинул их и увидел щелку, подумал: "Узкая, будет трудно". Он впился языком в щелку… Но щелка не раскрывалась, не давала ему попасть вовнутрь. Язык Вовы затвердел, словно член, и как гвоздь уперся в эти створки. Парень безуспешно пытался навалиться всем телом, чтобы пробить эти физиологические укрепления. И тут он попал. Но тело Веры вдруг подпрыгнуло и изогнулось, послышался слабый крик. Вова кое-что вспомнил: как-то, когда ему было 10, а девочке из деревни 13, в моменты свободного детского поиска они решили поизучать тела друг друга. Точнее девочка эта предложила переспать маленькому тогда, глупому Вове. И они все тщательно спланировали, и вот она, уже нагая, лежала на деревянном полу какого-то сарая, и Вова попытался проникнуть по ее наводке своей писькой в ее пипиську. Но она вдруг закричала, вскочила, зарыдала и ушла, кинув обидное, очень обидное: "Ты не мужик, ты фуфло какое-то".
Вова сидел на коленках, руки его так и повисли в воздухе. "Что произошло?" — медленно, наивно надеясь на случайность, произнес про себя. Вера уткнулась лицом в пол. Потом перевернулась на спину — она тихо плакала. Вова не понял отчего — от боли или от обиды. Он лег к ней. "Я знаю, такое бывает. Когда болит пизда. К тому же это первый раз…" — его оборвала фраза Веры, которая, словно кувалда, словно лезвие гильотины, словно оскопитель, словно что-то лишающее в общем всего, упала на голову Вовы. "Это не первый…" — зло шепнула на ухо пареньку уже вовсе не плакавшая, а свирепо смотрящая в его глаза мелкая дьяволица.
Вова проснулся, задыхаясь. У него проявилась аллергия на скошенную траву. Вова всегда спал с открытым окном.
Вова не мог понять этот сон. Все то было выражением обычных чувств, которые были присущи тогдашнему Вове. Сейчас же он смотрел на это чуть сверху. Сон приснился давно. Сейчас парень мечтает революциями. Сейчас то, что он девственник нивелируется, а в грядущем новом мире может это вовсе перестанет быть важным. Поэтому, может, и не стоит беспокоится — так решил Вова и завернул на узкий переулок. Он знал одного местного барыгу. Нужно было оставить это дело, всю эту ситуацию вместе с лютым отходником, который следовало сначала бросить в угол комнаты, а потом сблевать в унитаз. Он купил пару мишек и пошел домой все теми же грязными переулками.
Придя домой, Вова не обнаружил там Надежду Александровну. Внутренностями порадовался одиночеству, попил воды из-под крана, почистил зубы. Потом он поел простой гречки, смоченной соевым соусом. Потом опять почистил зубы. Зашел в комнату и проглотил одного медвежонка.
Мир поехал не сразу. У Вовы были еще пять минут на раздумья. И он использовал их. Лег на пол, сложил руки по швам. Закрыл глаза, чтобы потом открыть их. «Будет ли революция? Может не будет революции. И зачем я обоссал ее. И его. Вдруг он боксер или еще какой-нибудь хуила. Поймает в переходе — изобьет. А если не изобьет. Ну, а если будет. Если будет революция. Что дальше. А если он будет революцией. Или она будет революцией. Я обоссал революцию, получается. Не по-божески поступил, получается. А не сомнет ли меня революция. Как и все эти приколы и ценности. Как и все эти государства и ментовки. Может сомнет…»
Думал он быстро. И действовал быстро, ведь в комнате было все также свежо. Мысли и тело кипели. Он побежал в туалет и засунул два пальца в рот. Никогда он не блевал намеренно. Так трудно