class="p1">Жизни я толком не нюхала, это да. И бороться с Маричем за бизнес я не в состоянии.
У меня свадьба осенью. Может, получится уговорить Андрея уехать куда-нибудь подальше… Маричу я не помеха.
Но все так, как есть. Ему или кому-то другому я мешаю. Если не считать случившееся в доме настоящей попыткой со мной расправиться, то это явно намёк, угроза.
Ещё вчера мне казалось, что все кончено. А сегодня я поняла, что хочу жить. Я хочу свадьбу. Я хочу уехать.
Только боюсь, что из Андрея защитник никакой. И уж точно он не противник такой глыбе, как Марич. У него деньги, связи и… жестокость.
Заявить в полицию? Смешно. Это даже я понимаю.
Переехать к дяде с тётей? Не вариант, у них самих тесновато, да и можно поставить их под удар.
Идти на поклон к Маричу? Тому, кто, скорее всего, да почти наверняка, все это и организовал, чтобы ему удобнее было все закончить? Кто мне поможет? Я не знаю никого, кто мог бы ему противостоять.
А если это не Марич? Может, он просто сориентировался и быстро отжал лакомый кусок, и все? Откуда ждать беды?
Всю ночь я пыталась найти выход. И каждый раз получалось, что у меня нет выбора. Надо договариваться с Маричем.
И вот сейчас я стою перед ним, и отчаянно надеюсь, что смогу себе что-то выторговать, что в нем есть хоть капля жалости, и Марич поменяет условия.
Соболезнующие родственники ещё подъезжают к поминальному залу. Наши с Маричем машины первые. Администратор провожает нас в отдельную комнату, чтобы мы могли привести себя в порядок и помыть руки после кладбищенской земли.
Мы молчим.
Ни слова не произнесено.
Фразы застревают у меня в горле, и я безмолвно смотрю, как, скинув пиджак и закатав рукава, Марич моет руки, как ходят бугры мышц под рубашкой, и мне страшно.
– Ну, – поторапливает меня он, вытирая руки, и взирает на меня равнодушным нечитаемым взглядом. – О чем ты хотела поговорить?
– Я думаю, меня вчера пытались убить, – набравшись храбрости, выпаливаю я, и сама морщусь от того, как пискляво и истерично звучит мой голос.
Впиваюсь глазами в его лицо, но на нём отражается только скука.
Если бы я ждала от него сочувствия, я бы жестоко разочаровалась, но я и не ждала. Марич же даже не спрашивает ни о чем. Ему не интересно.
– Цену за мою помощь ты уже знаешь, – это все, что я от него слышу.
– Мы можем обсудить варианты? – нервно начинаю я. – Деньги…
– Не интересует, – обрывает он и тянется к пиджаку.
– Но у меня есть жених! – в отчаянии выкрикиваю я, сжимая кулаки.
– Я помню. И я не прошу тебя разрывать помолвку, – хладнокровно отвечает он.
– Это аморально! – ужасаюсь я.
– Можешь достать из сундука мораль и отряхнуть ее, – усмехаясь, предлагает Марич. – Что ж ты к жениху не пошла за помощью? Или он немного занят? Успела заметить, как на кладбище он тискал задницу твоей подружки?
Я немею. Что? Лену?
Не может быть!
Против воли вспоминается, как подруга много раз намекала мне, что не может парень не заниматься сексом, если я ему не даю. «Ты серьезно думаешь, что Андрюха никого не пялит?» – спрашивала она.
– Вы врете, я Андрею доверяю… Мы поженимся…
– Сейчас расчувствуюсь. Совет да любовь. Мне все равно, можешь ему сказать, что ты мне даешь, а можешь не говорить. Вдруг не заметит.
– Он не может не заметить. Я девственница.
Это заявление вызывает хоть какую-то реакцию у Марича. На секунду в его глазах что-то мелькает.
– Вот как? Тогда понятно, чего он дрочил на тебя из-за шезлонга, пока ты в бассейне плескалась.
И в тоне Марича столько презрения, что меня коробит, хотя я и сама обижена на Андрея за скупую смс с соболезнованиями в день моего возвращения и за отказ приехать ночью.
Но откуда тому, кто никогда никого не терял знать, как нужно поддерживать в этой ситуации?
– В общем так. Ваши с Андреем планы меня не касаются. Но пока я буду тебя трахать, ему тебя трахать будет нельзя, я своими вещами не делюсь.
Эти шокирующие в своей откровенности слова выбивают из меня дух.
Поняв по моему взгляду, что загнал меня в угол, Марич подходит:
– Мне нужен тест драйв. Прямо сейчас.
Не успеваю я опомниться, как он рывком разворачивает меня к себе спиной, заставляя упереться в раковину.
– Не трогайте, – скулю я, а у самой колени подгибаются.
– Будешь перечить, трахну тебя прямо здесь, – предупреждает Марич.
Я замираю. Тогда какой тест-драйв он хочет?
И получаю ответ.
Наглая рука, скомкав, задирает подол длинного чёрного платья и проскальзывает в трусики. Волосы встают у меня на затылке, еще никто меня там не касался. Собственнические поглаживания сменяются легким, почти нежным пощипыванием складочек.
– Сейчас посмотрим, насколько ты тянешь, – жаркий шёпот опаляет моё ухо, и я зажмуриваюсь, потому что властные пальцы раздвигают мои губки внизу и начинают бесстыжие ласки. – Мне не нужны фригидные куклы.
Я дрожу от того, что почти незнакомый взрослый мужчина лапает меня там, и от стыда, что мой организм отзывается.
– Хорошая девочка, – одобряет Марич, скользя пальцами вдоль увлажнившейся щелки.
Он безошибочно находит клитор, поглаживает его, надавливает, кружит вокруг него, и против воли мое тело охватывает сладкое напряжение.
Внизу живота тяжелеет, и я с ужасом ощущаю, как пульсирует между ног, как сочится смазка, как прерывается дыхание.
От позора и обиды я всхлипываю, я жду, когда все закончится, но бедра сами развратно толкаются навстречу пальцам.
В какой-то момент все прекращается, и Марич оставляет в покое меня и мое раздразнённое незнакомыми ощущениями тело.
– Стонешь ты многообещающе, – говорит это чудовище. – Я согласен. Договорились.
У меня наворачиваются слезы:
– Зачем так? Как вы могли? На поминках, когда мои родные…
– А кто тебе сказал, что они твои родные?
Глава 4
– Что вы несете? – слова Марича бьют наотмашь.
– Мы все еще на «вы»? – цинично переспрашивает он.
– Что значит, кто сказал? – мой голос вот-вот сорвется на ультразвук.
– То есть сама ты никогда не задумывалась, как у родителей-шатенов с карими глазами получилась натуральная блондинка с голубыми? – усмехается