те через неделю должны убыть к новому месту службы. Поэтому вам необходимо как можно дольше оттянуть передачу этого документа. Главное здесь – не переиграть!
Получив копию долгожданного приказа, Янус в знак благодарности закидал Прохорову подарками. Однажды он пришел к ней с огромными коробками, перевязанными разноцветными лентами. Сложив подарки на столе, гость облобызал хозяйке руку и, заметив на лице женщины удивление и искреннее любопытство, радостно возвестил:
– Мадам Алевтина, ко мне из Кракова приехали два знакомых коммивояжера. Очень приличные люди. Я их пригласил в ресторан. Но знаете, без красивой женщины мужское застолье превращается в пьянку. И поэтому я был бы рад, если бы именно вы составили нам компанию…
– Удобно ли это? – сконфузилась хозяйка. – Ведь я незнакома с вашими друзьями. Да у меня и нет вечернего туалета.
– Я думаю вам придутся в пору это платье и шляпка, – гость указал на коробки, сваленные на столе.
– Ах, боже мой!.. – всплеснула радостно руками Алевтина Игнатьевна. – А вы душка! – воскликнула она и, чмокнув галантного кавалера в щеку, принялась за коробки. Поставив их одну на другую, рдеющая от удовольствия предстоящей примерки женщина унесла их в спальню, откуда до гостя донеслись ее восторженные возгласы.
Через полчаса перед глазами кавалера предстала настоящая красотка в приличном вечернем туалете и модной шляпке, ловко сидящей на ее взбитых в высокой прическе льняных волосах.
– Королева! – только и смог промолвить насмерть сраженный красотой хозяйки Янош.
На удивление Алевтины, извозчик остановился у одного из лучших в Варшаве ресторанов «Polonia Palace». Галантный кавалер, сунув рубль дородному швейцару, под руку с красавицей гордо прошествовал в роскошный зал.
– Это господа Вацлав и Тадеуш, – поочередно представил он своих знакомых, которые уже сидели за богато накрытым столом.
Мужчины галантно щелкнули каблуками и по очереди поцеловали у мадам ручку.
– Вы никогда раньше не знакомили нас с вашей прелестницей, – обратился к Яношу Тадеуш, как только все устроились за столом.
– Наверное, он боится, что мы ее у него отобьем! – наигранно улыбнулся Вацлав.
– О-о, господа! – воскликнул радостно Янош. – Особо не обольщайтесь: мадам Алевтине нравлюсь только я.
За светскими разговорами и шутками незаметно протекало время. Пожирая восторженным взглядами в меру остроумную и обаятельную даму, коммивояжеры напрочь забыли об осторожности.
Во время танца Алевтине удалось незаметно вытащить из кармана Тадеуша бумагу, которая оказалась зашифрованным письмом…
Обо всем этом Баташову поведал Стравинский во время их очередной встречи.
– При расшифровке письма выяснилось, что текст содержал вопросы военного характера, поставленные шпионам германским Генеральным штабом, – сказал в заключение жандармский полковник.
– А что представляет собой сам Янус? – спросил Баташов. – Я думаю, о нем у вас уже достаточно информации.
– О да! Мои агенты выяснили, что Янус проживает вместе с отцом и сестрой, причем его настоящая фамилия – Мюллер. И что характерно, старик Мюллер оказался так же, как и сын, очень общительным человеком. В кругу его знакомых исключительно офицеры, среди которых есть лица, занимающие высокое служебное положение. Негласное наблюдение установило, что все эти военные были лютеранами, а встречи с Мюллером маскировались сбором денежных пожертвований на расширение лютеранской церковной школы, в которой тот был казначеем. Во время этих встреч он, как правило, представлялся российским патриотом, старался перевести разговор на состояние современной российской армии и, как показывают мои люди, иногда получал ценную информацию по самым разным военным вопросам…
– Неужели шпионажем занимается вся эта семейка?
– Еще бы! Недавно сестра Януса, некая Матильда, выехала в Санкт-Петербург. Я связался со своим петербургским коллегой и попросил проследить за ней. Так вот, женщина вывела нас на отставного военного, который служит в мобилизационном отделе железной дороги и имеет связи с таким же отделом Министерства путей сообщения. Вокруг этого довольно общительного субъекта группируются самые разные люди, в том числе чиновники и военные из военного ведомства. Негласное наблюдение за ними вызывало у моих коллег серьезные опасения в том, что ничего не подозревающие в большинстве своем честные российские офицеры бессознательно для себя могли быть излишне откровенными и выболтать кое-какие секреты. Именно поэтому надо как можно скорее ликвидировать это шпионское гнездо.
– Вы правы… Мне кажется, что у нас достаточно доказательств тому, что Мюллеры развернули довольно активную деятельность, вовлекая в свою сеть ничего не подозревающих военных. Правда, хотелось бы выявить каналы переправки добытых сведений за границу и связников, чтобы обрубить этой гидре не только голову, но и все щупальца…
– Рискованно, Евгений Евграфович, – заметил Стравинский. – Вражеские агенты могут обнаружить за собой слежку и сбежать в свой фатерлянд со всей добытой информацией.
– Вы же хвалились когда-то, что ваши филеры лучшие из лучших…
– Время имеет особенность все расставлять по своим местам, – философски заметил жандармский полковник. – Профессионалы, увы, уходят, а на их место приходят амбициозные юнцы, начитавшиеся Конан Дойля. Многие из них с щенячьей непосредственностью думают, что враз превзойдут своих учителей и наставников, и уже сейчас с трудом мирятся с необходимостью подчиниться им и выслушивать их наставления.
– Когда-то и мы были молодыми… – улыбнулся Баташов.
Стравинский, достав из кармана свой знаменитый портсигар, вынул из него папиросу и, прикурив от зажигалки, глубоко затянулся.
– Так что, уважаемый Евгений Евграфович, будем уповать на зоркость наших филеров и Господа Бога. Никто из нас не застрахован от провала. Хотя мне бы очень не хотелось, чтобы наш совместный блин вышел комом…
– И мне этого не хочется! – согласился Баташов. – Но что же делать?
– Ликвидируем шпионское гнездо вместе со всеми пособниками и в камере выбьем все необходимые нам показания, – решительно предложил жандармский полковник.
– Нет, так не пойдет… Мы же живем в цивилизованной стране и должны руководствоваться 111-й статьей Уложения о наказаниях…
– Господин генерал! – перебил Баташова, явно раздражаясь, Стравинский. – Если мы будем во всем руководствоваться законом, то через несколько дней семейку Мюллеров нужно будет освободить. Мало того, нам придется еще и извиняться перед ними.
– Но почему?
– В том случае, если мы не найдем при обыске квартиры Мюллеров никаких вещественных доказательств их противоправной деятельности, не на чем будет строить обвинение…
– А шифрованная записка? А секретный приказ? А провокационные разговоры?
– Вы же прекрасно знаете, что от всего этого и Янус, и его подельники могут отказаться, как это уже не раз было с другими вражескими агентами, схваченными нами.
– И в самом деле, – сказал задумчиво Баташов, – пока что наши законы далеки от совершенства… Придется работать старыми, испытанными методами. Но, скажу откровенно, мне не хотелось бы участвовать в выбивании показаний.
– Не хотите ручки марать? – беззлобно спросил жандармский полковник.
– Не хочу! – откровенно признался Баташов.
– Ну что же,
