горничные и камеристки не сведут с нее глаз. Ни побег, ни ритуал провернуть не удастся. Сбежать в пути? Еще нелепее, королевская стража будет следовать до самого сердца Катхема, отгоняя волков и медведей, успокаивая разбушевавшихся северных духов. Последнее, что она видела — как служанка бросала в короб отвратительные черные сапоги, сделанные будто из дерева, кои и видеть-то было стыдно, не то, что надеть.
Одна надежда на таможенный постой.
В карете было до ужаса тесно. С виду казалась приличной для королевы, большой и комфортной, но изнутри — гроб на колесах. Ближе к горам колеса заменят на полозья, и дождливая зима превратится в сугробы и бураны. Все это ей втолковывал губернский секретарь, что отправился с ней в сопровождении. В столице тоже бывал снег, даже сегодня, но сугробы величиной с гору и вечные льды Авроре даже не снились. Год во льдах… Или не год? Если ритуал сработает, то потребовать Суда можно уже через пару недель, а до этого она как-нибудь потерпит. Матушка всегда говорила, что Авроре следовало родиться мужчиной и выиграть пару войн, а в бабском курятнике умом и характером не развернешься.
— Устраивайтесь поудобнее, леди Макмиллан, — секретарь был жалостлив, но по долгу службы не имел права обращаться к ней иначе. Не слуга ведь, а чин управления. — К завтрему прибудем в Катхем.
Никакой долгой остановки в пути не предполагалось. Даже ночью по дорогам Парелики можно двигаться без промедлений, да и лошади — сильные благородные рысаки — смогут трюхать до ночи, пока на таможне их не сменят выносливые тяжеловозы. Хорошо, что сам секретарь поедет верхом или в отдельной карете, которая тоже превратится в сани у подножья гор.
Она тоже сильная. И справится: и с ритуалом, и с Катхемом.
Откинуть ковер, устилающий дно кареты. Достать черный воск, замешанный на жире агнца — остался от предшественницы, соль со дна южного моря, окропленная кровью каменная пыль, измельченные семена дурмана, старая курильница и россыпь аметистовых звеньев. Аметист — это всегда хорошо, что в ритуале, что в колье. Камень разума, открывающий пути в неизведанные миры, о которых в Парелике точно знали, но исследовать не пытались — своих хлопот достаточно. Рисовать можно и в пути, пока карету не шибко трясет, а вот остальной инвентарь лучше сложить под сидение, чтобы стража не углядела раньше времени.
— Леди Макмиллан, служанки собрали в дорогу еды, — в окне показалось лицо секретаря.
Черт, она едва успела постелить ковер на место! На улице изрядно вечерело, и уличные фонари отбрасывали тени, а потому по спине против воли пополз холодок. С древней магией не шутят, иначе духи утащат под землю или в морскую пучину. Жаль, что в самом Катхеме нельзя проводить ритуалы, ледяные духи не оставят от нее и косточек.
— Передать вам корзину?
— Я не голодна, — Аврора выпрямилась, прикладывая к глазам абсолютно сухой платок. Пусть лучше примут затравленное выражение лица за скорбь и обиду.
А выражение точно затравленное, по напряженным щекам чувствует.
— Как угодно. Отдохните, через четыре часа будем у таможенного поста, сможете выйти и размяться.
К тому времени у всех должно сложиться впечатление, что дама крепко спит, и тревожить ее не следует.
Время текло медленно, тревожно и по ощущениям будто липко. Аврора прикрыла глаза, откинувшись на сидение и кутаясь в свою любимую песцовую шубу, нужную больше из соображений красоты, а не для тепла. Самым сложным будет написать каменной пылью символ призыва и отсечь солью лишнее, чтобы чужая личность не размылась и не стерлась. Ей еще Аврорин грех на себя принимать.
Наконец карета мягко вздрогнула и остановилась. Снаружи послышалось конское ржание, людские разговоры, и чья-то тень мелькнула у окна. Мелькнула и пропала — сквозь неплотно прикрытые занавески видно, что бывшая королева изволила прикорнуть. Сейчас!
— Давай, я знаю, что ты там, — истеричный шепот сорвался с дрожащих женских губ.
Нащупать нужную душу сквозь ткань мироздания совершенно непросто, но она их слышит: девушки, женщины, мужчины, даже дети. Идут куда-то толпой, разговаривают и смеются. Кто-то кричит, что устал, а остальные подзуживают и рассуждают о скором привале. Не то, все не то! Нужна чистая девушка, желательно невинная, и… О! Вот же она! Быстрее соль!
— Ваше величество, вы проснулись? — дверца скрипнула от внезапной тряски экипажа. Карета отнюдь не мягко переобувалась в лыжи.
Аврора вздрогнула и с ужасом увидела, как каменная надпись разметалась по восковому кругу.
Глава 1
Карета тряслась не менее трех часов, пока я лихорадочно обыскивала ее содержимое. И разочарованию не было предела: помимо россыпи фиолетовых драгоценностей и странных семян, на сиденье обнаружилась дорожная женская сумка, в которой валялась косметическая баночка с черным жирным воском, небольшая книжица в кожаном переплете с хитрым кодовым замком, универсальный набор для макияжа, расческа и кошель со свежими, пахнущими краской купюрами, разбавленными блестящей мелочью.
На купюрах был изображен дворец, на монетках — сквозные отверстия. И слава всем богам, цифры вполне арабские, по сотне на каждой купюре. Сколько бы ни покоилось в бумажнике, а держать в руках хрустящие банкноты полезно для души и здоровья. Однако остальное было совершенно бесполезно, разве что камешки я собрала и педантично ссыпала в сумочку. Нечего добру пропадать, это вам любой каптерщик подтвердит.
Как бы мне отсюда выбраться? Не из кареты, конечно, снаружи сугробы по горло, а из непростой ситуации. Возможно, гляди я на себя в зеркало — сошла бы с ума, но если не опускать взор на чужие конечности, то в тщедушном королевском тельце было довольно комфортно. Особенно если волосы обратно собрать и заколоть шпилькой с крупным синим камнем, стараясь не думать о его стоимости.
— Будто Алмазный фонд обчистила.
Никаких догадок о причинах своего бедственного положения меня не посещало. Возможно, какую-нибудь информацию удастся извлечь из кожаного блокнота, но хитрый запор не поддавался великому счастливому случаю, а кода я не знала. Разве что присыпанная пылью пентаграмма на полу вызывала смутные подозрения, навевая страх и легкий приступ удушья. И чем дольше скрипели полозья, тем тяжелее становилось дышать. Тьфу, зараза!
— Паразитка ты, Аврора, — блестящие жирные полосы лишь размазывались по доскам, не поддаваясь уголку ковра, которым я упрямо терла половицы. — Нагадила и свинтила, а мне полы за тебя скобли.
Но чем сильнее звезда теряла свои очертания, тем легче становилось на душе. Смазав навершие и растерев восковую окружность до неясных разводов, я вздохнула полной грудью. Чертовщина какая-то! Даже ветер за окном перестал выть, как бешеный, оставив
