Минуту спустя она села.
Все вокруг, казалось, пришло в состояние полного беспорядка и распада. Неряшливая путаница травянистых стеблей, птичий помет, расплющенные пивные банки. Бамбуковые заросли опять расступились. Тени утратили резкость очертаний, и луна опустошенно висела в темноте.
Ох и дура же она! Чтобы плавать в растворенной плоти дьявола в канун Иоаннова Дня.
Марш, подумала Вайда, искусственно разжигал в душе ненависть к нему; только бы поверить, что именно он виноват во всем, только бы не винить опять саму себя. Она снова и снова повторяла вслух имя Марша, и в конце концов стало казаться, будто она выплевывает черные семена, посеянные в ней бывшим любовником.
– Пожалуйста… – проговорила Вайда. – Пожалуйста… кто-нибудь… помогите. – И сразу же возненавидела себя за слабость. Он нарочно никогда не оставлял ей надежды на спасение, хотел, чтобы она постоянно сомневалась в своих силах. Вайда захотела расплакаться, но усилием воли подавила слезы. Ей было холодно. Не так, как раньше, но все же холодно.
Наконец она поднялась с земли, пошла обратно по тропинке и подобрала свою одежду. Натянула джинсы и клетчатую рубашку, скомкала трусики в кулаке. Всунула ступни в тапочки. Все равно холодно. Вайда напрягла слух, прислушиваясь к кваканью лягушек и стрекоту цикад. Сейчас, когда ветер стих, со стороны Залива явственно доносился плеск волн. Казалось, теперь она узнала нечто новое, овладела неким тайным знанием. Она попыталась понять – что это, и не смогла. Вайда Дюмар – одинокая женщина с сомнительным прошлым, владелица маленького ресторанчика и загадка для всех окружающих. Вот и все, что можно сказать о ней. Скомканные безумные годы, с застрявшей в складках грязью. Она нуждалась в сокровенном знании, которое помогло бы ей вырваться из цепкой хватки Марша. В спасении души, возможно; в очистительном раскаянии перед толпой изумленных прихожан; во внезапном раскрытии сознания навстречу милости Господней. Все горести остаются позади, как только Иисус овладевает вашим сердцем. Мисс Сидель, сидящая в клубе «Верный шанс», могла бы помочь, но Вайда не чувствовала готовности ухватиться именно за эту соломинку, хотя какая разница – с мужчиной ты ложишься в постель или с женщиной.
Ветер снова поднялся, шумел в пальмовых листьях, раскачивал бамбуковые стволы, метал по земле тени. Казалось, он заставлял плясать звезды. Пряди высохших волос щекотали лицо. Щеки горели, кожу между лопатками покалывало. Ветви ее существа дали новые нежные побеги, незаметно разраставшиеся там и сям. Вайда оглянулась назад, потом посмотрела по сторонам и торопливо направилась к дому.
Чем, собственно говоря, она занималась? Стояла, подставляя лицо легкому ветру, словно ничего и не случилось?
Минуту спустя она замедлила шаг, начала напряженно всматриваться с темноту. Она не хотела оставаться одна сегодня ночью; она нуждалась в обществе, пусть даже придурков и неудачников, которые меняют своих партнеров в «Верном шансе». Марш больше не заставит ее страдать. До поры до времени. Она принадлежала ему, и он слишком дорожил сознанием своей власти, чтобы доводить Вайду до крайности. У него было чувство меры.
На сегодня, во всяком случае, он оставит ее в покое.
3
22 июня, 9:11 вечера
Мустейн ждал прибытия машины техпомощи под придорожным щитом на окраине Грааля. Вот уж поистине странное сооружение, думал он, исполненное достоинства, никак не вязавшегося с сельским пейзажем Луизианы. Щит крепился на металлических стойках и возвышался над шуршащими зарослями кустов у дороги, футах в тридцати от обочины, где стоял красный «БМВ» Мустейна, размером с двуспальную кровать, освещенный потрескивающей неоновой трубкой, которая сверкала ярко, будто вспыхивал магний. Вокруг нее кружили мотыльки, похожие на тени листьев, гонимых потусторонним ветром. «Добро пожаловать в Грааль – сердце Луизианы!» – гласила надпись в верхней части щита; а все остальное пространство занимало нарисованное одной линией изображение чаши – вероятно, поначалу предположил Мустейн, здесь имелась в виду чаша Грааля. Однако при ближайшем рассмотрении он понял, что линии вполне могут изображать два человеческих профиля, обращенные друг к другу; все зависит от того, что вы хотите увидеть – чашу или профили, – как в старом психологическом тесте, призванном выявить особенности восприятия.
Со стороны города приближался автомобиль с зажженными фарами. Возможно, техпомощь. Мустейн вытащил из пачки сигарету и закурил, задумавшись, что за городок такой – Грааль. Скорее всего, он получит возможность выяснить это. Вряд ли там найдутся запчасти к «БМВ». Москит противно запищал у него над ухом. Он вяло хлопнул ладонью по щеке. Пот струйкой стекал по спине. Влажный воздух стоял вязким комом в горле. Мустейн снова уставился на щит. Интересно, почему сначала он увидел в рисунке чашу? Возможно, он провалил тест. Ты не остановишься на ночлег в Граале, сынок, коли не увидишь здесь два профиля. Он рассмеялся. Вполне вероятно, рисунок просто означал, что ему нужно пропустить пару рюмок. Автомобиль свернул к обочине, ослепляя светом фар, и Мустейн прикрыл глаза ладонью, напрягая зрение. Мигалки на крыше. Полиция. Свой последний косяк он выкурил в Техасе, но все равно задергался. Он расправил плечи, собрался было щелчком отправить окурок в кусты, но потом передумал. Из полицейской машины вышла черная тень, оставив двигатель включенным, и неспешно направилась к нему. Луч фонарика резанул по глазам.
– Добрый вечер, офицер, – сказал Мустейн. – Я просто жду техпомощь.
Полицейский был молодым парнем, помоложе Мустейна, но повыше и поплотнее, с прыщом под носом, и имел унылый вид человека, находящегося в глубокой депрессии.
– Почему бы вам не предъявить удостоверение личности? – осведомился он.
Мустейн вытащил из кармана бумажник.
– Вы не обгоняли по пути машину техпомощи? – спросил он с самым невинным видом. – Недавно тут останавливался один человек, обещал выслать мне эвакуатор.
Полицейский взял водительские права Мустейна и посветил на них фонариком; темная от глубоко въевшейся грязи паутинка морщинок на костяшках пальцев.
– Это не вы, – сказал он после значительной паузы.
На фотографии Мустейн был с волосами ниже плеч и с более полным лицом, не таким осунувшимся и изнуренным, как сейчас. В голубых глазах горели красные огоньки от вспышки. Фотография являла образ маниакальной одержимости, болезненной мечтательности, и при виде нее у Мустейна слегка закружилась голова, ноги стали как ватные, словно сила земного притяжения вдруг ослабла, – такие ощущения вы испытываете, когда смотрите в повернутую другим концом подзорную трубу на близкие предметы.
– Я подстригся, – сказал он. – И немного похудел.
– Дата и место рождения? – Полицейский держал права так, чтобы Мустейн не мог заглянуть в них.
– Двадцать первое августа шестьдесят девятого года. Деланд, Флорида.
Мустейн положил ладонь на капот «БМВ» и сразу же отдернул руку. Все еще слишком горячо, чтобы притрагиваться. Все вокруг горячее. Воздух, стрекот сверчков, похожий на треск масла на раскаленной сковородке, пылающий лоб. Даже почти полная луна над Заливом походила на пышущий жаром прожектор. Возможно, это и есть правосудие, подумал он; наверное, оно именно такое. Душное и неумолимое, подстерегающее человека в темноте, как ублюдок, которому больше делать нечего.
