все усилия, чтобы жестокость была наименьшей из возможных.
А были ли команды, целиком решившие вернуться? Чтобы лететь к своей звезде на новом корабле? Мальчишка беспомощно улыбнулся: «Нет».
А если останется только один? Или несколько человек? Среди которых не будет врача? Двигателиста? Капитана, наконец?
Это самое сложное и больное место, сказал мне паренёк из будущего. Автоматика ваших кораблей позволяет привести их к цели и назад даже в одиночку. Это невероятно трудно, но это возможно. Это — их путь. Мы преклоняемся перед мужеством и самопожертвованием, хотя всех зовём домой. А капитаны, сказал Стёпка, за всю историю работы АК не покидали свои корабли ни одного раза.
Огоньки иллюминаторов так же светились в вечной ночи. В оптике были видны десятки людей, чем-то занятых… Взволнованных… Двигающихся и жестикулирующих…
— Почему задерживаете старт? Я отдал приказ выйти из зоны контакта и свернуть пространство десять минут назад.
В лице второго пилота приюта, казалось, не было ни единой кровинки. Он был в шоке.
— Что с вами? Что случилось?
— Я не могу стартовать, капитан.
— Объясните.
— Размыкая контактные поля, я получил данные терминала «Синей Птицы». Это не результат наших действий, капитан. Это невозможное, немыслимое совпадение. Я отказываюсь уводить приют. Готов принять любое наказание.
— Что у них произошло?
— Магнитные ловушки «Синей Птицы» в критическом состоянии. Поломка фатальна. Изоляция антиматерии откажет в течение часа и корабль аннигилирует. У них нет технических возможностей этому воспрепятствовать.
Два хранителя этики смотрели в лица друг другу долгую минуту.
— Нам придётся отвечать перед советом хранителей вместе. Тревога всем службам! Спасательные расчёты — к действию!
В аварийном режиме на работу псиоников и психологов просто не оставалось времени.
Людей, только что переживших гибель большей части товарищей и отчаянно борющихся за жизнь корабля, хватали прозрачные смерчи и глотали в пустоту на глазах у тех, кому удалось увернуться от первого укуса. Но потом и они, проглоченные и переваренные воронками свёрнутого пространства, оказались на полу в большом круглом зале вместе с теми, кто были проглочены минутой раньше.
Зажглись огни. У дальней переборки стоял пожилой мужчина в незнакомой форме.
— Я капитан корабля службы адаптации флота объединённых миров.
Голос был тихий, но все слышали каждое слово. Шок от пережитого не позволял что-либо говорить или делать.
— Я нарушил закон и готов принять в свой адрес любые ваши действия и обвинения. Я также буду отвечать перед советом хранителей этики. Но прошу вас понять, что я не мог оставить вас погибнуть прямо на глазах у всего нашего экипажа.
Они на самом деле добрые и мудрые. Они бережно отнеслись к нашему достоинству. Они всё продумали правильно.
Но они не предусмотрели того, что обе половины экипажа встретятся.
Мы должны были влиться в новое человечество, а они — достать звезду с неба и вернуться на Землю через много лет после нашей смерти. Или никогда не вернуться.
Стены зала были прозрачными. Мы стояли в пустоте, в неверном сиянии россыпи немигающих светлячков Млечного пути, в центральном зале крейсера, на полпути к красному гиганту Бетельгейзе. Тремя несмешивающимися группами. Герои. Негерои. И люди будущего.
Медленно зарастала слепая дыра в пространстве, прожженная ослепительной вспышкой. «Синяя птица» перестала быть, оставила нас, по своей воле или по принуждению, но не разделивших её судьбу.
Я не мог отвести взгляд от глаз Роберта. Он тоже смотрел на меня, не мигая.
Крейсер сворачивал пространство. Звёзды меркли.
Мы смотрели в глаза друг другу, и я понимал, что нам придётся учиться жить с этим.