не позволяли самым опасным хищникам подниматься из джунглей. Мероэ строился на вершинах отдельно стоявших холмов, соединенных между собой сетью висячих переходов и площадей. Это создавало иллюзию, будто город парит над безграничным океаном зелени, расстилавшимся сотнями метров ниже. Сам «океан» представлял собой очень густые паатовые джунгли — символ Боиджии. Эти гигантские деревья, казалось, ни в чем не знали меры и тянули свои толстенные стволы в любом угодном направлении: хоть параллельно земле, тесно переплетаясь с сородичами, хоть ввысь, отчего их пушистые макушки местами даже нависали над городом.
Вдохнув влажного и насыщенного густым цветочным ароматом воздуха, Кинн прошагала по узкому мостку, пролегавшему над паатовой «рогаткой», и, обогнув таверну, вышла на освещенный парочкой покосившихся фонарей переулок. В окнах соседних зданий, грозно нависавших над головой, давно уже погасли все огни, смолкло дребезжание рикш, носившихся по мощенным дорогам, лишь бездомные гокки, вздыбив хвосты, орали друг на друга, доказывая, кто в этой части города хозяин. В остальном было тихо и безлюдно.
Кинн не боялась ночных прогулок. Обветшалая высотка, в которой она за сущие копейки снимала крохотную мансарду, находилась в паре шагов от таверны. Стоило только миновать сам переулок, и вот — она уже дома! Кроме того, на случай внезапных сюрпризов, на которые Мероэ, к слову, был совсем не скупец, у нее в кармане лежал махонький лучевой парализатор. Прикончить никого не прикончит, но оглушит — будь здоров. Не то, чтобы у Кинн возникало желание пускать его в дело, но с оружием под рукой она чувствовала себя куда уверенней. И спокойней.
Она обогнула сцепившихся гокки, повернула за увитый лозами угол к наполовину разрушенной арке и, едва успев подумать, что почти дома, наткнулась на сцену, видеть которую никому не следовало.
Кинн застыла, как вкопанная.
Едва различимая в полумраке улицы высокая худая фигура в капюшоне как раз вытаскивала нож из горла прижатого к стене человека в жуткой маске. Тщательно вытерев лезвие о его же собственную одежду, после чего позволила уже трупу безвольно сползти на землю к двум другим.
Кинн моментально все поняла: узнала и убийцу и трех ее жертв, и даже определила причину, из-за которой случилось непоправимое. Так ей казалось. Кинн решила, что виной всему разговор, случившийся между незнакомцем и серыми стражами. Стараясь не закричать, она крепко прижала ладони к губам и начала медленно и без шума пятиться обратно.
Естественно, он ее заметил.
Едва Кинн успела сделать шаг назад, незнакомец повернул в ее сторону скрытое в тени лицо и тихо, но настойчиво сказал:
— Не убегай.
Кинн замерла. Знала, что надо бежать, но почему-то не могла приказать ногам шевелиться. Казалось, что воля напрочь покинула ее, приковав к месту. Кинн заколотило.
Незнакомец, заметив это, выставил перед собой пустую ладонь. Кинжал или то, чем он только что убил троих серых стражей, растаял, точно состоял из дыма.
— Не бойся меня.
Стиснув зубы, чтобы не начать ими стучать, Кинн выдала проклятье.
Незнакомец нахмурился. Сделав осторожный шаг вперед, он переспросил:
— Что, прости? — Странный тип не выглядел ни разозленным, ни удивленным, — скорей, немного раздосадованным тем, что его застали за столь грязным делом.
Это придало Кинн уверенности, чтобы выкрикнуть:
— Я назвала тебя убийцей!
Незнакомец замер.
— Так и есть, — как будто признавая неизбежное, согласился он. — Но у меня не было выбора. Они узнали мое имя. Я не мог оставить их в живых.
Ужас крепко держал Кинн за горло, руки болтались плетьми вдоль тела, а ноги словно превратились в вату — чудо, что она до сих пор не лишилась чувств, — тем не менее ей как-то удалось из киселя, в который превратились мысли, собрать нечто вразумительное и даже спросить:
— Что им с твоего имени?
Незнакомец немало удивился такому любопытству, но довольно быстро взял себя в руки. В отличие от Кинн, все еще едва понимавшей, во что ввязывается. Бросив короткий взгляд через плечо, он проговорил:
— Я все объясню, но позволь для начала избавиться от тел.
Со стороны джунглей послышался вопль загнанной хищником жертвы. Это взбодрило Кинн, придав ей чуть больше уверенности, а заодно напомнило, где и с кем она очутилась. Йелта все-таки был прав. Рука потянулась за оберегом, который показался обжигающе холодным.
— Что тут объяснять? — выдохнула она. — Это ведь просто убийство.
Лицо под капюшоном досадливо сморщилось.
— Послушай! Я знаю, что все это выглядит странно. Поверь, у меня не было выбора. Не сегодня, так завтра, они нашли бы меня.
Кинн облизнула пересохшие губы. Взгляд то и дело возвращался в густую тень арки, где по-прежнему лежали три покойника.
— Ты же все поняла, не так ли? — спросил незнакомец уверенным тоном.
Кинн напряглась, хотя сильнее, казалось, напрягаться было попросту некуда. В по-своему простом вопросе убийцы не звучало угрозы, но смысл был предельно ясен. Она крепко зажмурилась и приготовилась разделить участь стражей…
…И вздрогнула, когда ощутила, как что-то невесомое и теплое коснулось ее щеки. Подумала, что это не мог быть незнакомец, а раскрыв глаза, обомлела. Три трупа, к которым вернулся их убийца, были охвачены ревущим пламенем. Синие языки, с живостью гончих набросившись на стражей, в буквальном смысле растворяли тела в жарких объятьях, при этом загадочным образом не касаясь окружения. Сам же убийца стоял над всем этим с несколько философским видом, держа одну руку на пояснице, а второй лениво водил по воздуху, отчего у Кинн не осталось сомнений в том, откуда взялся этот огонь. Перед ней был лейр. Истинный лейр!
Меж тем пламя угасло, оставив на месте стражей лишь три неприметные горстки, которые в то же мгновение развеяло по вдруг появившемуся ветру. Незнакомец, чей взгляд все еще оставался прикован к точке сожжения, чуть пошатнулся. Похоже, создание пламени отняло у него немало сил.
Кинн поняла, что это ее шанс. Собрав в кулак остатки мужества, она развернулась на каблуках и бросилась вон из-под арки: обратно за угол и к переулку, где за дверью таверны можно дождаться наступления утра. А потом сделать все, чтобы люди узнали о демоне, поселившимся на их невзрачном мирке. И чтобы власти прислали больше серых стражей и уничтожили его!
Никогда прежде Кинн не доводилось бежать с такой скоростью, но ужас вынуждал ее шевелиться. Крепко прижав сумку к груди, она неслась, не разбирая дороги. Ее низкие каблучки громко стучали по мощеному тротуару, заинтересовав разве что притихших гокки. Сердце отчаянно колотилось о ребра, в груди горело, а на глаза наворачивались слезы. Она боялась оглядываться, затылком ощущая присутствие преследовавшего ее нечистого.
