укора своей матери, но он еще не понимал на какую жертву, тот пошел ради него. Старшая сестра Млада стояла сама не своя. Она не смела плакать при отце, чтобы тот не догадался о ее чувствах к Велизарию, хотя Тихомиру все и так стало ясно. Она нежно обняла своего возлюбленного и не в силах сдержать слез поспешила вернуться в терем.
Выехав из городища, Велизарий тронул вороного на запад. Он шел целый день, останавливаясь только для того, чтобы напоить и накормить коня. Вечером он спешился. Шел по дороге и вспоминал все ее взгляды, все ее фразы, дыхание, запах ее каштановых волос, опыленных цветами. Ближе к ночи он попытался вспомнить ее губы, улыбку. С каждым новым шагом, он все меньше помнил ее при расставании. Она снова и снова являлась ему на другом берегу реки. Постепенно картина в его мыслях приукрашивалась. Он уже не помнил что было подлинным, а что его бурной фантазией. Но с каждым шагом он любил ее все больше и больше. Она сводила его с ума. Он без перерыва повторял про себя: «Я должен на ней жениться! Я должен на ней жениться, чего бы мне это не стоило». Остановившись поздним вечером в чистом поле, он привязал коня к одиноко стоящей липе, а сам разлегся посреди высокой травы. Ночью он не мог уснуть, сердце его билось, а перед взором снова и снова возникали ее очертания. Он стал смотреть на звездное небо. Теплый южный ветер обдувал его лицо. Далеко-далеко выл одинокий волк. Велизарий слушал его всю ночь. К первой зорьке завывания прекратились. Сон так и не пришел. Велизарий подумал: «Интересно, одинокие волки всю жизнь живут сами по себе или может быть их тоже где-то ждут волчицы?»
Глава 2
Путь к войску Атиллы был долгим. Два месяца на запад, но успеть нужно в срок. По дороге Велизарий познакомился с другим славянином, он шел в поход из Тушемлинского городища. Ему было за сорок, густая борода его уже покрылась сединой. Звали его Мокроус. Он был человеком не княжеского рода. Немного странным и болтливым. При этом находчивости и проницательности ему было не занимать. Велизария он раскрыл довольно быстро.
— Ты не княжеский сын, уж со мной не лукавь, — ехидно посмеиваясь проговорил Мокроус.
— Сам то чьих будешь? — резко спросил Велизарий.
— В Тушемлинском больше нету князей, да и витязи все давно разбежались. Так что пришлось мне идти. Я единственный во всем городище, кто умеет держать копье, — Мокроус взглянул на вздыхающего Велизария и понял, что тому вся история знакома, может быть с оговорками, но все же… Мокроус добавил: — Да ты не печалься и не пугайся. Гуннам, я твою тайну не раскрою. Скажу больше, даже если узнают, никто там тебя и все твое городище казнить не будет, ни Атилла, ни Бледа… Знаешь ли, все те слухи про гуннов, сильно преувеличены. Да они бывают жестоки, но не больше чем готы и прочие гады. Просто гунны сейчас сильны как никогда. Видел бы ты их конное войско и стремена…
— Что за стремяна?
— Стремена… Приедешь и сам все увидишь.
— Откуда ты столько знаешь про гуннов? Я за всю свою жизнь только парочку видел, один из них Эдекон — сборщик дани, но и тот по своему происхождению, кажется не гунну, а скиф.
— Знаю много и скажу тебе, что Атилла, ко всем равно относится. У него в войске и славяне, западные и восточные, и скифы, сарматы, даже готы бывают.
— А что же у Бледы?
— Тот не терпит никого, кто западнее Урала родился.
— Хурала…
— Уральских гор.
— Где это? — удивился Велизарий.
— Ты видать, дальше своего городища и не выезжал, — рассмеялся Мокроус.
Три недели шли они по равнинам-лесам до реки Вислы. Затем столько же по полям и пригоркам до Рейна. Всюду были данники гуннов. Платили им поляне с древлянами, готы, с востока и запада. Поговаривали, что даже Римский император платит Атилле.
Достигнув Рейна, Велизарий с Мокроусом остановили коней и начали всматриваться в горы, возвышающиеся за рекой. Они достали мятые карты и подробно их изучили. Убедившись, что сперва, нужно пересечь русло, а затем идти два дня на север, они стали искать перевозчиков. По реке на плотах сплавлялись Готы. Мокроус окликнул их, он хорошо знал местные языки и диалекты. Один из них причалил к берегу.
— Склавин, — чуть презрительно фыркнул высокий и обросший гот, а затем сплюнул в реку, но получив золотую монету от Мокроуса, стал более почтительным.
— Чего он сказал? Какие еще скавины? — спросил Велизарий.
— Они нас называют Склавинами, — сказал Мокроус и добавил: — Не только готы, но и гунны.
— Да как бы не называли, фыркать и плеваться зачем?
— Привыкай, западные готы презрительны ко всем восточным племенам. Они только перед Римом стелются, ну и Атиллу боятся.
Готы приняли двух славян вместе с их лошадьми, прямо на плоты-однодеревки. Местные племена изготавливают такие, срубая и выдалбливая сосны. Рулевой осмотрел течение и оттолкнувшись громоздким веслом, перевез путников через реку.
Переночевав и сделав дневной переход от Рейна к горам, а затем по направлению на север, Велизарий и Мокроус, вступили в тенистую местность, имевшую множество извилин, изгибов и поворотов. Стояла осень, в горах к вечеру уже прилично холодало. Они больше не останавливались на ночлег и шли по крутым склонам до самого утра. После этого труднопроходимого места Велизарий и Мокроус оказались на лесистой равнине. Они увидели множество костров и большой лагерь. На древках развевались знамена гуннов, скифов и славян. В лагере их приняли скорее сдержанно чем радушно. Обоих определили под командование Стефана, который был выходцем из Византии. Он был предводителем правого крыла, большинство которого составляли славяне. Византиец был также и личным телохранителем Атиллы.
За полгода пребывания в лагере, Велизарий научился управляться конем так, что позавидовал бы любой тускарь и окинец. Он начал пользоваться стременами и довел до совершенства стрельбу из лука и метание копья прямо на ходу, да еще и с галопа. Улучшая свои навыки не из книжек, а обучаясь на ходу у Стефана и гуннов, вскоре он и сам начал обучать других новобранцев. Он был вовсе не строг, но старался уделять каждому новичку достаточно времени. Некоторые командиры гуннов были недовольны таким подходом. Но Велизарий был непреклонен в своих убеждениях, которые он не вычитал и не выслушал у старейшин и мудрецов, а тех, что были у него в крови, и с которыми,
