проявлялась во всем совершенстве его первозданной природы, в его истинном целеполагании, пока она осуществлялась в постоянном и исключительном стремлении выбрать Бога. Благодаря такому выбору, который Адам постоянно поддерживал своей свободной волей, он сохранял себя во благе, в котором и был создан, и все больше и больше усваивал это благо себе.
В этом первоначальном состоянии, когда Адам стремился к истинному предназначению своей природы, он постоянно молился Богу, непрестанно восхваляя и славя своего Творца[41] согласно Его воле[42]. Возделывая своей душой Божественные смыслы и питаясь ими[43], он жил в постоянном созерцании Бога.[44] Распознавая присутствие Божественных действий в творениях, Адам через творения возвышался к Творцу[45] и в самом себе возносил их к Богу, так как Бог поставил его над ними царем. Таким образом, он осуществлял служение «посредника между Богом и материей»[46], исполняя задачу, возложенную на него Богом, — соединить мир чувственный с миром духовным, «соединить любовью природу тварную с природой нетварной, являя их в единстве и тождестве»[47]. Непрестанно видя Бога в каждом существе, он видел Его также и в себе самом, поскольку чистота души позволяла ему созерцать в душе Бога, как в зеркале[48]. Адам мог также наслаждаться созерцанием Бога лицом к лицу[49]. «Ничто не мешало ему познавать Божественное, — пишет святитель Афанасий Великий, — и его чистота позволяла ему непрестанно созерцать образ Отца, Слово Божие»[50]. Адам в этом состоянии «пребывал в Боге, Который пребывал в нем»[51]. Поэтому все святые отцы представляют нам первого человека поддерживающим с Богом отношения свободы и дерзновения (παῤῥησία), а Книга Бытия показывает, как он ежедневно и совершенно свободно беседовал с Ним в раю. Окруженный Божественной благодатью[52], он постоянно пребывал в состоянии глубокого духовного восторга: святые отцы постоянно упоминают о сладости, наслаждениях, радости, блаженстве и счастье, связанных с созерцанием Бога[53] и проистекающих из этой тесной связи с Ним, которая позволяла человеку быть причастным самому блаженству Божественной жизни. Человек, говорит святитель Афанасий Александрийский, жил «своей истинной жизнью»[54], той, для которой и был создан и которая составляет подлинное предназначение его истинной природы.
Поскольку Адам сам пребывал целостным и объединял все прочие существа в себе путем непрестанного созерцания во всех вещах Единого Бога, разделений не существовало ни в самом человеке, ни между человеком и ему подобными[55], ни между человеком и другими существами, ни между самими этими существами. Мир царил во всех и во всем. Человек проводил в раю жизнь «без печали, скорби и забот»[56], «обладая дарами Божиими и собственной силой, которой наделил его [Бог] Слово Отца… он вел жизнь без тревог»[57], «не страшился никакой внутренней болезни: в его теле — совершенное здоровье, в его душе — совершенная безмятежность»[58]. «Волнение, раздражение, неразумная ярость и алчность утробы — ничего этого еще не было, но жизнь его была без смуты и существование — без печали»[59].
Человек в раю имел «здоровые и уравновешенные способности в их естественном состоянии»[60], и до тех пор, пока он удерживался в постоянном единении с Богом, как и был создан, его способности оставались целостными[61]. «В те давние времена, — пишет святитель Григорий Нисский, — род человеческий, насколько мы можем его себе представить, обладал здоровьем, ибо его составляющие — я имею в виду движения души — были уравновешены в нас согласно законам добродетели»[62].
Таким образом, райское состояние, когда человек жил согласно своей первоначальной природе, представляется как состояние здоровья, в котором он не ведал никаких болезней: ни душевных, ни телесных — и жил тогда подлинной жизнью, ибо она соответствовала его природе и ее истинному предназначению.
Вследствие первородного греха Адам свернул с того пути, на который Бог поставил его при сотворении. Человек уклонился от цели, предписанной самой его природой. Когда он перестал стремиться к Богу всем своим существом и открывать все свои способности нетварной Божественной благодати, зеркало его души замутилось и перестало отражать своего Творца. Поскольку Адам больше не приобщался к Источнику всякого совершенства, добродетели в нем ослабли, и он утратил богоподобие, которого уже начал достигать с момента своего сотворения. Образ Божий неотъемлемо сохраняется в падшем человеке[63], но поскольку он более не раскрывается в действительном единении человека с Богом и не находит своего осуществления в достижении подобия — своем истинном предназначении, постольку этот образ оказывается искаженным[64] и замутненным[65]. Если устремленность человека к своему совершенству в свете Духа делала этот образ ясным и четким, то грех его внезапно помрачил. Отныне человек уже не помнит, какова его истинная природа, не ведает о своем истинном предназначении, не знает более, какова его истинная жизнь, и утрачивает почти всякое понятие о своем первоначальном здоровье.
Хотя человечество и смогло впоследствии, благодаря вдохновенным голосам пророков, в какой-то мере отыскать путь постижения Бога, ему удалось обрести лишь тень будущих благ, а не самый образ вещей (Евр. 10, 1).
Только благодаря воплощению Христа человечество полностью восстанавливается в своей первоначальной природе и человек вновь обретает возможность достичь совершенства, к которому и был предназначен Творцом. Христос, став совершенным человеком, не переставая при этом быть Богом, благодаря соединению в Своей Личности человеческой и Божественной природ возвращает человеческой природе полноту и целостность ее первоначального совершенства, устремленного к своему осуществлению. Таким образом, Сам Бог в Лице Своего Сына непосредственно реализует и открывает всем высшее предназначение человечества — совершенство человеческой природы, глубоко и всецело соединенной с Богом. Адам был лишь образом будущего (Рим. 5,14), так как уклонился от своей высшей цели, — Христос же являет исполнение обещанного, доводит его до высшей степени совершенства. «Только Спаситель первым стал истинным и совершенным человеком», — пишет святой Николай Кавасила[66]. Он — образ Бога невидимого (Кол. 1, 15), сияние славы и образ Ипостаси Его (Евр. 1, 3), в котором обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9). Он открывает глубочайший смысл творения человека по образу и подобию Божию: в Его человеческой природе проявляется природа Божественная, соединенная с человеческой без разделения или смешения. Он — видимый и завершенный первообраз нового человека (Еф. 2,15), в котором падшее человечество призвано к обновлению. И каждый человек призывается воспроизвести в себе Его образ[67] и достичь подобия Ему[68]. Самой своей двусоставной природой
