тень Матери Могил, спускающейся к нему с неба.
Она шла к ним. К нему!
Дрейфующему миру нелегко так сильно снизиться. А уж для такого большого, как Матерь Могил, это великое предприятие, и дается оно не быстро. И все же она спускалась, окруженная свитой своих летунов и молодых матерей – крошечных теней, шныряющих за ее спинами. Любая из них легко подобралась бы к Бурегону, но, стоило им вырваться вперед, Матерь Могил изящным плавным жестом отгоняла их обратно.
Бурегон коротал время, поддергивая парус с незнакомым объектом. Тот был тяжелым, никакой плавучести. Вероятно, пронизал атмосферу, влекомый собственной тяжестью, как стрела или летун, – и удерживался в плоскости только за счет скорости полета. Бурегону не терпелось выпутать объект из сети, но тогда чужак сразу бы утонул, как проколотый скиф.
Бурегон, чтобы отвлечься, оценивал повреждения скифа (катастрофические) и наугад отвечал блеянию из приемника, не оставляя, впрочем, попыток разобрать, что оно значит. Чужак явно обладал технологической культурой – возможно, и сам был плодом технологии, или же его прочная кожура была подобием скифа – судном, созданным для проникновения во враждебную среду.
Может, пришелец тоже искал в Буре полезные элементы и пищу?
Любопытно, чем питаются чужаки? И чем дышат? Возможно ли обучить их Речи? – гадал Бурегон.
С каждым разом, как он поглядывал вверх, киль матери оказывался все ниже. Наконец ее щупальца занавесили горизонт, а выгнув шею, Бурегон различил двойной ряд супругов, присосавшихся к ее брюшинам как дополнительные брюшные щупальца. Десятки супругов. Старейшие уже утратили изначальную форму и выглядели просто гладкими пупырышками на плоти Матери Могил. В новых еще можно было различить индивидуальность.
На животах малых матерей, сопровождавших ее, тоже болтались супруги, но их оказалось намного меньше… да и сами матери, даже самые большие, были на треть меньше ее.
От горького разочарования Бурегон скорчился в своем панцире. Еще бы немного! Он был так близок. А теперь ему нечего предъявить, кроме разбитого скифа и блеющего пришельца. Теперь все начинай заново…
Можно было бы попросить Матерь Могил передать его приданое меньшей матери. Он вполне достоин внимания любой из ее сестер или дочерей.
Однако никто из них – не она.
Оставалось надеяться, что Бурегон не прогневил ее, пожертвовав добычей ради спасения пришельца. Этого бы он не перенес. Хотя, если она решит возместить потерю ценой его трупа, он, по крайней мере, умрет недаром… и быстро.
Приемник снова заквакал. В голосе чужака послышалось что-то знакомое – должно быть, Бурегон понемногу привыкал.
Несколько щупалец Матери Могил коснулись его – долгожданное, желанное прикосновение. Какая горькая ирония – и все же наслаждение от этой ласки позволило вынести горечь. Он приготовился встретить боль, паралич – но она отвела жало. Болели только синяки, натертые ремнями и набитые ударом о переборку.
Теперь он напрямую слышал ее голос. Тот наполнял воздух кабины и вибрировал в пустотах панциря ласковым громом. К изумлению Бурегона, она обратилась к нему с ритуальными словами, со словами, которые он надеялся и не чаял услышать. Не обманывает ли его слух?
Она сказала:
– Ради благоденствия целого, что принес ты нам, Бурегон?
Он не успел ответить, потому что снова заблеял приемник. На этот раз в голосе слышалось некое подобие Речи – искаженный до невразумительности, с неслыханным акцентом, голос выговорил:
– Алло, ты нас понимаешь?
– Я слышу вас, – ответила Матерь Могил. – Чего вы хотите?
После долгой паузы послышался ответ:
– Это мы чиним. Меняем науку. Уйти. Место дашь для починки?
У чужаков – объект оказался действительно скифом, и членов команды на нем было по числу глаз Бурегона – имелась машина, переводившая их блеяние в Речь, если ей давали несколько простых образцов. Набираясь опыта, устройство работало все точнее, и Бурегон все больше времени проводил в разговорах с А-лиис, которая в их команде отвечала за переговоры. Имена пришельцев ничего не значили, в них не было слов, и Бурегон все удивлялся, как они разбирают, кто есть кто. И разделение труда у них было странное – роли определялись не строением и наследственностью, а личной историей жизни. Они много рассказывали о себе и своей удивительной биологии – он отвечал менее увлекательными подробностями о собственном мире. А-лиис, кажется, особенно заинтересовал тот факт, что он скоро станет Супругом. Она жадно слушала все, что он мог рассказать об этом процессе.
Пришельцы скрывались в маленьких гибких убежищах-панцирях – и неспроста, поскольку состояли в основном из воды, изливали воду из своих тел, а давление и температура мира погубили бы их так же верно, как глубины небес сокрушили бы Бурегона. Их атмосфера состояла из инертных газов и взрывчатого кислорода, и, как только их скиф посадили на свободный участок для починки, утечка кислорода и водяного пара из их шлюзов отравила растительность на спине матери на длину тела во все стороны. Бурегон, ведя разговоры с чужим скифом, держался на расстоянии.
Разговоры с пришельцами были и радостью, и обузой. Матерь Могил желала, чтобы посредником стал именно он. У него уже был опыт общения – и опыт, который пришельцы высоко оценили, – а после Брака его опыт перельется в коллективный разум Матери Могил, станет частью ее и всего ее будущего потомства.
Она сказала ему – ритуальными словами – что это знание, это открытие – великое приданое, какого еще не бывало. Что возможность общения с существами иного мира для нее важнее органики, металлов и прочих веществ, которые она в своем огромном теле превращала в скифы, паруса и прочие технологии. Что она принимает его взнос и чтит отвагу, с которой он добывал это приношение.
Именно поэтому долг стал обузой. Потому что, общаясь с пришельцами, пока те занимались ремонтом, – разыгрывая дипломата (их слово), – он вынужден был откладывать момент радостного соединения. Откладывать снова и снова. Побывав так близко, и так отдалившись, и снова приблизившись…
Муки предвкушения и страх, что награда снова ускользнет от него, стали пыткой.
А-лиис вышла из чужого скифа в своем герметичном панцире и села у края отравленного водой круга, обхватив передними членами подогнутые колени. Удобно устроившись, она рассказала Бурегону, что она – женского пола, Матерь. Но Матери ее вида не так сильно отличаются от супругов, которые даже после брака остаются в мире отдельными индивидуумами.
– Как же они передают свой опыт потомству? – спросил Бурегон.
Пауза длилась долго.
– Мы обучаем детей, – сказала А-лиис. – А
