Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 19
знаешь, как сильно все тебя любят?
– Я ничего не боюсь.
Я уставился на ребенка. Такие разговоры могли завести на темную сторону, хорошо мне знакомую.
Я подошел к Октавии и вместо того, чтобы дать ей сок, водрузил упаковку на стойку и положил ладони по обе стороны от девочки.
– Посмотри на меня, – сказал я. – Конечно же ты ничего не боишься. Но страх и осторожность – две совершенно разные вещи. Если с тобой когда-нибудь что-то случится, твой отец этого не переживет. Ты это понимаешь?
Пятилетняя малышка недоуменно заморгала.
– Настоящий капитан подает пример. – Я постучал пальцем по ее макушке. – И он всегда думает головой, ясно? Когда-нибудь ты поймешь, что твоя жизнь может измениться в одно мгновение. Осторожность – это разумно, а разумные люди выбирают более безопасный путь.
– Но как определить разницу между страхом и осторожностью? – спросил вдруг кто-то.
Я выпрямился и увидел застывшего на пороге Дэймона. Он приоделся для сегодняшнего вечера – надел черные брюки и начищенные ботинки, уложил волосы. Но пиджак и галстук отсутствовали, а рукава белой рубашки были закатаны.
– По опыту, – задумчиво ответил он за меня и подошел к стойке.
Я невольно напрягся, поскольку методы воспитания являлись еще одной областью, в которой мы с Дэймоном сильно расходились во мнениях. Если бы дело касалось кого угодно, кроме членов моей семьи, мне было бы плевать, но Джетт и Мэдс привыкли к более строгой дисциплине, и мне становилось все труднее и труднее объяснять, почему детям Дэймона разрешают висеть на стропилах.
– И опираясь на мнение опытных людей, – возразил я, когда Дэймон подхватил дочь на руки.
Тот взглянул на Октавию, приподняв бровь.
– Он имеет в виду людей, которые подчинились правилам и потеряли способности к воображению.
Я прикрыл глаза.
– Папа разрешает тебе самостоятельно переходить дорогу? – спросил я у девочки.
Она потягивала сок через соломинку, даже в таком юном возрасте понимая, что не стоит ввязываться в глупые ссоры.
– В общем, как я уже сказал… – Я горько улыбнулся Дэймону. – Нужно слушать людей, которые знают больше.
– И как определить, кого стоит послушать? – спросил он Октавию, хотя на самом деле просто пытался вывести меня из себя. – Никак. Слушай себя, детка.
– А пока ты это делаешь, – выпалил я, – не забудь напомнить себе, что выбор имеет последствия, с которыми придется жить всю оставшуюся жизнь. Но, прислушавшись к мнению мудрых людей, ты сделаешь лучший выбор.
– Да ладно?! – Дэймон наконец взглянул на меня, и я сообразил, что он намекает на наше пребывание в тюрьме.
Сукин сын.
Он рос в плохой семье. Я – в хорошей. Но мы оба угодили за решетку.
Боже, как я его ненавижу!
То есть я бы определенно прыгнул с моста ради него, однако…
Он покинул кухню с дочерью на руках. На его губах играла самодовольная ухмылка. Я боролся с желанием швырнуть что-нибудь ему в затылок.
Я только что спас жизнь его ребенку. Или, как минимум, уберег малышку от переломов.
Но нет…
Для нее это был бы опыт, который бы пошел ей на пользу. Р-р-р!
Широкими шагами я вышел из кухни. Приторный ванильный аромат печенья, кондитерских изделий и прочих сладостей наполнил все вокруг, когда официанты понесли подносы в столовую.
Мэдден помогал Ивару зажигать свечи в канделябрах, неторопливо расхаживая взад и вперед, а я направился в бальный зал, но остановился, снова увидев Дэймона.
Верхний свет погасили, на золотисто-красном полу расставили свечи, а праздничные гирлянды из вечнозеленых растений, омелы и чернослива висели на каминной полке справа, в точности повторяя украшения на перилах лестницы позади меня.
Танцпол еще пустовал, если не считать моей жены, танцующей с братом.
Помедлив, я скрестил руки на груди и почувствовал, как смягчаюсь, увидев их вместе. Ладно, ладно. Я не испытывал к Дэймону ненависти.
Я не мог ненавидеть того, кто любил Бэнкс.
Он заставил ее откинуться назад и закружился, а Бэнкс очень широко улыбнулась, после чего рассмеялась и обняла брата, пока он танцевал все быстрее и быстрее.
Я тоже заулыбался, наблюдая за ними.
Неподалеку Рика отплясывала с моей дочерью. Они обе смотрели под ноги, пока Рика считала шаги для Джетт. Черное платье обтягивало небольшой беременный животик, срок составлял около пяти месяцев.
Дочки Уилла, Инди и Финн, вертелись вокруг танцующих, притворяясь балеринами. Черные перья в волосах Финн заставили желудок слегка сжаться при воспоминании. Казалось, будто еще вчера мы с Бэнкс стояли в бальном зале «Понтифика» и смотрели, как мать Дэймона, одетая в черные перья, передвигается словно призрак.
Холодок пробежал у меня по спине.
– Кай? – окликнул меня кто-то.
Я оглянулся: Уинтер спускалась по лестнице, вцепившись в перила.
Я протянул ей руку, чтобы помочь.
– Ага, он самый, – ответил я. – Ты меня по запаху узнала?
Как еще она могла определить, что это я?
Уинтер засмеялась, остановившись со мной рядом.
– Угу. От тебя хорошо-о-о пахнет.
Я хмыкнул, изучая бальный зал. Сын куда-то пропал, а Иварсен присоединился к братьям, устремившись в столовую, без сомнения, к сладостям.
За окном мелькнул свет фар, начали прибывать гости.
– Октавия не хочет уходить сегодня вечером, – сказала Уинтер.
– Тогда Мэдс к ней присоединится.
– Ага.
Так вот почему она сообщила мне – чтобы я был в курсе. Пока взрослые танцевали целую ночь напролет и принимали активное участие в разгуле, дети отправлялись в театр навстречу собственным приключениям. Во всяком случае, до полуночи, а потом они могли вернуться домой и открыть подарки.
Уинтер старалась придать зимнему времени года особенное очарование. Она любила Рождество, но всегда испытывала горько-сладкие эмоции, ведь сезон праздников на этом заканчивался. Поэтому мы начали праздновать еще со дня солнцестояния, радуясь тому, что впереди еще много безоблачных месяцев.
– Она – счастливица, – заметила Уинтер. – Многие души в ней не чают.
Я кивнул, увидев тень, мелькнувшую на втором этаже. Мэдс укрылся в привычном убежище.
– Она – искательница приключений, – ответил я. – Мэдс – нет. Но рядом с ней он оживает.
– А ей нравится повсюду таскать его за собой, – добавила Уинтер, – и Мэдс никогда не обижается на нее. А братья Октавии… не такие покладистые.
Ее братья – та еще проблема. Но, по крайней мере, Мэдс подавал им хороший пример.
Динамики выключились, когда музыканты закончили настраивать инструменты. Тишина заполнила все пространство вокруг нас.
– Мне нравится этот звук, – прошептала Уинтер.
– Какой?
– Сквозняк, гуляющий в старом здании и играющий с пламенем свечей, – пояснила она. – Ты слышишь?
Я напряг слух и различил, как ветер завывает на верхних этажах, его порывы заставляли пламя трепетать.
Волосы у меня на затылке встали дыбом.
– Похоже на призраков, – пробормотала Уинтер. – В бликах огня все кажется прекраснее, правда?
Я взглянул на Уинтер. Ее веки с длинными ресницами прикрывали глаза, которые больше не могли видеть прекрасное, но это не означало, будто что-нибудь могло ускользнуть от ее взора.
Просто теперь Уинтер видела мир по-другому.
Я бережно взял ее ладонь, а другой рукой обвил за талию и повел на танцпол.
– Держись крепко.
Губы ее растянулись в улыбке, и мы заскользили по полу. Я повел Уинтер в танце без музыки, завитые локоны упали ей на лицо. Черное платье развевалось, а красные ленты, вплетенные в волосы, трепетали.
– Ты хорошо танцуешь, – сказала она.
– Шокирована?
– Ну… – Уинтер пожала плечами, не вдаваясь в подробности.
Мы кружились и двигались все быстрее и быстрее, пока Уинтер не захихикала, но она ни разу не сбилась с шага и казалась легче воздуха в моих руках.
Наверное, она думала, что я умею только драться, хотя мать воспитала во мне и джентльмена.
– Никогда не доверяй меч человеку, который не умеет танцевать, – процитировал я Конфуция, когда мы замедлились.
Тяжело дыша, Уинтер нахмурилась.
– Почему?
– Смертельное оружие нельзя давать в руки тому, кто в принципе и не жил.
И нельзя решать за всех, придерживаясь лишь одной точки зрения.
Я остановился и уставился на Уинтер, озаренный новой идеей.
– Хочу, чтобы ты научила Мэдса и Джетт танцевать.
Она склонила голову набок.
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 19
