и такой, что я понял, что если подсознание сейчас что-то вякнет, я ему с ноги пропишу. Вторая Лена… Ну, в общем, это тоже оказалась не она. Потом я назначил, было, встречу третьей Лене, но по дороге познакомился с Евой и отвлекся. Так что остальных Лен я так и не проверил. А вчера внезапно приехала еще одна Лена…
— Со всех сторон обложили! — драматично прошептал Боржич.
— И не говори! — вздохнул я. — Ну, типа, все. На этом моя история закончена, продолжение смотрите в следующих сериях.
— Так нечестно! — воскликнула Наташа.
— Тссс! — я приложил палец к губам. — У нас тихий сейшн, так что не шумим.
— Тстория не закончена! — уже тише, но не менее возмущенно сказала она.
— Что поделаешь, такова жизнь… — я развел руками. — Кому свечку передать, а то я уже все пальцы обжег?
Тусовка у Боржича — это как ремонт. Сама она никогда не заканчивается, с нее можно только уйти. Шепчущий сейшн как-то сам собой превратился в спящий, а когда я проснулся, часть народа уже устроила из табуретки импровизированный стол, на котором невесть откуда появилась бутылка портвейна и стаканы. Часть народу была из тех, кто так и не засыпал, часть — уже проснувшиеся. Желудок настойчиво требовал еды, я даже с некоторой тоской вспомнил об оставленном дома праздничном столе. Но Боржич со товарищи до такой банальности, как тазик оливье и бутеры со шпротами не опускались. Я выбрался из угла, где спал, отмахнулся от приглашения присоединиться к алкозавтраку и пошлепал на кухню. Надо было умыться и как-то привести себя в порядок. Сбегать было рановато, мне еще с Наташей нужно переговорить насчет парного конферанса на нашем концерте.
На каноничной коммунальной кухне в квартире Боржича стояла одинокая соседка в каноничном же застиранном до непонятного цвета фланелевом халате и жарила яичницу.
— С Новым годом, — сказал я и подошел к раковине. Нда, видок, конечно… Все-таки, длинные волосы — это ужасно непрактично. Чуть ли не каждое утро приходится с собой бороться, чтобы не психануть и не пойти в парикмахерскую. Чтобы снесли все это роскошество нахрен. Под полубокс. Особенно стремно бывает вот в таких ситуациях. Когда спишь не дома, а вместо подушки используешь первое, что попалось под руку.
— Да уж, с новым… — пробурчала соседка Боржича, окидывая меня тоскливым взглядом. В желудке от запаха яичницы забурчало. «Может, попросить ее накормить меня завтраком?» — подумал я, кое-как расчесывая пятерней свои спутавшиеся волосы. Может, перед сном их в косичку заплетать.
— Вы выглядите печальной, — сказал я, чтобы как-то отвлечь себя от малодушного желания прямо сейчас взять ножницы и отрезать хвост под самый корень. — Что-то случилось?
— А чему радоваться-то? — вздохнула тетка. Сначала мне показалось, что ей лет пятьдесят. Когда она хмуро на меня посмотрела, я понял, что не больше сорока. Сейчас не был уверен, что есть тридцать. — Мужик вчера нажрался еще до нового года. Думала, все заначки спрятала, но нет, какую-то пропустила. Потом дружки эти его заявились, потому что, видите ли, Витя их приглашал…
Я слушал вполуха ее не самую интересную грустную историю. Сочувственно кивал, даже наводящие вопросы задавал иногда. Не то, чтобы мне было интересно. Просто хотелось причинить какое-то добро, что ли. Было среди меня мнение, что иногда человеку надо просто дать выговориться, чтобы… Хрен знает, чтобы что. Самому мне никогда не хотелось кому-то на жизнь жаловаться, но другим, бывает, помогало. А раз уж я сегодня, получается, явившийся утром новогодний эльф, то пусть у соседки Боржича будет какое-то маленькое чудо.
— А в тот раз, когда дружки его пришли… — продолжала рассказ соседка. — Он, пьяный, в туалет пополз, а по дороге обратно забыл, в какой комнате живет. Забурился к соседям и там уснул.
— Не побили его там хоть? — спросил я.
— Да лучше бы побили, — бросила соседка. — Может хоть какие-то мозги в голове бы появились. Хотя какие там, к черту, мозги?
Я уже зарекся задавать тупые вопросы, зачем молодая и даже, в целом, относительно красивая женщина тратит время и живет с законченным алконавтом. В голове в очередной раз, как и в каждый идентичный случай, вспыхнула и погасла идея пойти сейчас к этому мужику, накостылять и спустить с лестницы. Потому что… Ну фигли? Ничему меня жизнь не учит, в общем. В своей прошлой жизни я так поступал трижды. И все три раза получал по шапке за то, что в частную жизнь вмешиваюсь. Так что желание причинять добро кулаками я в себе сейчас подавил. Просто слушал, пока умывался. И даже когда закончил свои гигиенические дела, не стал сразу сбегать, а вместо этого сел на подоконник.
— Все будет хорошо, — сказал я, когда поток вроде бы иссяк. — Это я вам как новогодний эльф заявляю. Я проверял!
— Как у тебя в животе-то урчит… — она покачала головой. — Будешь яичницу?
— Не откажусь, — улыбнулся я.
К вечеру я поймал себя на том, что уже второй час пытаюсь убедить себя, что пора уже покинуть это убогое тусище. Но все равно сижу и никуда не иду.
Я даже сбегал на улицу уже, чтобы Бесу позвонить и убедиться, что он в сознании и помнит про завтрашнюю встречу. И вместо того, чтобы запрыгнуть в троллейбус и ехать домой, к салатам, куриным ножкам и прочему новогоднему роскошеству, вернулся обратно к Боржичу. И даже заскочил в магазин и купил пару буханок хлеба и несколько банок килек в томатном соусе. Ничего другого на полках не оказалось. Разве что между килькой и морской капустой я секунды две повыбирал.
Неужели магия безыдейного тусича меня затянула?
Я задумался и довольно быстро сообразил, в чем дело.
Просто мне домой не хотелось. Там у нас теперь появились «домашние животные» в виде старых друзей семьи, которые мне не особо понравились.
Хотел, было, выдать себе леща и в приказном порядке отправить домой, но потом подумал, а зачем? Эти самые Грохотовы были тот самый случай, когда ломать себя через колено и налаживать контакт было нафиг не нужно. Даже выгоды с них никакой не получишь, ни морально-эмоциональной, ни материальной.
Так что я махнул рукой
