глубоко и жадно затянулась у открытого окна, — что остались живые свидетели того времени… ой, что я болтаю…
— Ничего, ничего…
— Извините! А вы помните этих людей?
— Конечно! Некоторые моменты так врезались, что забыть их невозможно. В детстве, например, ехали с родителями в отпуск на юг по северной железной дороге. Общий вагон переполнен амнистированными зеками, принявшими неожиданную свободу с ожидаемым весельем. Было накурено, пьяно, душно и истерически разгульно. В репродукторе еле слышно пела Шульженко. Изможденный зек с одним, черным от чефира зубом уловил знакомую мелодию и заорал «Тихо, суки! Клавочка поет». Всевраз притихли, и по вагону разнеслось "Давай закурим, товарищ по одной. Давай закурим, товарищ мой…".Зек плакал, уронив голову на столик в боковом отсеке, и товарищи его не успокаивали… Как такое забудешь…
Она докурила, хотела что-то сказать, но остановилась, потом другим голосом:
— Вы все больше про север вспоминаете. А в других местах приходилось бывать?
— Конечно! Могу и про юг, даже про южное полушарие.
— Интересно, там-то вы что делали?
— Работали. В Парагвае нефть с газом искали в Чако. Это прерии такие у них, километров пятьсот от столицы Асунсьон, где у меня офис был. А партия наша как раз в Чако и трудилась. Вот такая, например, история: приезжает в воскресенье вечером ко мне в гости приятель, американец Роберт, и рассказывает, что назавтра к нам в партию собираются нагрянуть местные защитники природы. Конкуренты слухи распускают, что природу русские совсем не ценят, так что имей в виду. Мы конечно тут же собрались и уехали в ночь, чтобы подготовиться.
ГАЗ с гостьей вернулись в зал, операторы включили камеру, и очередная хорошая история предстала во всех латиноамериканских красках.
В лагерь приехали в 5 утра. Для "зеленных" журналистов здесь красовались залежи полезной для скандала информации. Поднятые по тревоге геофизики пытались намекать на целесообразность убийства представителей местной фауны. Они топтались за приезжим начальством и объясняли каждый пример вандализма.
Самыми безобидными по урону выглядели пираньи из соседнего озерца. Они вялились на веревке и были призваны посильно заменить астраханскую воблу.
Дальше рядами стояли доски с распятыми шкурами здоровенных гремучих змей. Как выяснилось, из них собирались пошить ковбойские сапоги. Бригадир сообщил, что тела змеиные пошли как жаренная колбаса, полагая, что это есть толковое оправдание. Он тактично не стал жаловаться на реальную опасность змей. На взгляд начальника оправданием было настырное и агрессивное поведение этих тварей, их постоянное присутствие около жилья. Был даже случай, когда одна из них пыталась влезть под крышку унитаза в общественном туалете. К счастью, из-за больших размеров её вовремя увидели.
В ящиках с просветами между реек томились броненосцы. "Это детям полезно посмотреть" — сказал бригадир, но о санитарном контроле на границе он услышал впервые.
Дальше располагался отдел по выделке лисьих шкурок. Лисы, оказывается, все время жрали разноцветную оболочку сейсмических проводов. За это их наказывали, одновременно поощряя подарками жен в России. Популярный рекламный телеслоган "куплю жене шубу" на деле превратился в "сошью жене шубу". Пока только теоретически.
— Птица-секретарь, занесенная в "красную книгу", кому помешала? — Спросил взбешенный начальник.
— Каркал падла всю ночь, спать не давал. Гонял, гонял его… Как ночью книгу эту увидишь?
В кузове грузовичка в беспомощной позе лежал мертвый 4-метровый крокодил. По его поводу была сложена совсем трогательная сага:
— Моя жена (вторая переводчица) рыбачила спокойно на удочку, пираньи клевали хорошо. Я рядом стоял с ружьем. А этот гад метров за сто от нас круги нарезал. Мы его не трогали, мы же знаем. Потом я только, извините, отлитьотошел, так он как торпедный катер к ней ринулся. Ну и пришлось его того… В целях самообороны.
Я даже не стал выяснять, как же это из дробовика крокодила застрелить можно. Из телевизора знал, что надо попасть в какое-то специальное место сзади головы и не иначе как пулей большой разрывной силы. Но наши, чай, не американцы какие. Что есть под рукой, из того и стреляют. Да и не в этом дело. Дело в том, что пребывание такой банды геофизиков являлось одним большим ЧП для этой маленькой страны.
— Так, голуби. — Начал я зловеще. — Мигом завезти бульдозер, выкопать траншею, пулей покидать туда все ваши трофеи, облить бензином, сжечь и с землей сравнять. На все про все 30 минут, иначе все строем на Родину. А еще раз услышу про подобные подвиги, разбираться не стану… Да, еще… Броненосцев отпустить, а то у вас хватит ума…
Голуби все поняли, неспешно замахали крыльями, но я вдруг заметил небольшой загончик вокруг бутылочного дерева:
— Стоять! А это еще что?
Подошли. В загончике паслась маленькая олениха.
— Вот думаете, товарищ начальник, — обрадовался бригадир — что на шашлык. А вот и не угадали. Разве ж такую красоту можно губить? Она родственница нашим, северным оленям. Отбилась, мы и забрали. Порвут её в этой Чаке.
Камеру остановили, ГАЗ сообщил «ну вот, как-то так на дружественном континенте было, могу еще что-нибудь вспомнить, например, как возил наших северных мужиков в публичный дом…»
— Пожалуй, это будет лишним, — Арно впервые позволила себе улыбнуться, — хотя вас слушать — заслушаться можно, не сомневаюсь, что и публичный дом наглядно получится. Но я вот все думаю, как из такого материала пьесу написать?
— Ну, это уж вам виднее.
— Виднее… Да… А есть к примеру что-нибудь такое про… нет героизм не надо… про выручку товарища в экстремальной ситуации, про находчивость, когда под рукой нет ничего, а из ситуации выходить надо. В такие моменты характер человека раскрывается.
— Мне кажется, более страшно, когда к ЧС приводит невежество, глупость и самоуверенность.
— ЧС, это что у нас?
— Чрезвычайные ситуации. Не зря Шемякин наБолотной изобразил невежество в виде фигуры осла в тельняшке с погремушкой в руках. Рассказать? Камеру запускаете? Тогда вперед!
С осени 1975 у нас в группе партий на полуострове Ямал начал работать старший механик Ч. На разнарядку он приходил в галстуке, чем сильно раздражал главного механика. Какое-то время считалось, что Ч. знает немецкий. Во всяком случае, при общении в бухгалтерии он как-то неясно намекал, что читает Шиллера в оригинале.
С немецким разобрались довольно скоро, подвернулась необходимость перевести маленькую статейку. С листа он переводить не стал, сославшись на важность момента, но и со словарем через пару дней потерпел полный афронт.
Очень любил употреблять незнакомые слова, например, по поводу невозможности исполнения приказа главного механика пояснял с важным видом, что это не его "пререгатива". Главный, настоящий работяга и спец высшего
