имени соседей варваров. Истинное происхождение не волновало данаев.
Закончив с формальностями, граждане наконец-то смогли заняться любимым делом. Устать от болтовни они не могли. Хенельга понимала немногое из услышанного. Проклятый диалект, к нему сложно привыкнуть.
Оказавшись на улице, хозяин остановился и спросил у рабыни:
– Тебя как звать?
Хенельга удивилась. Она прекрасно знакома с повадками данаев. Им проще дать рабу кличку, чем запоминать имя.
– Хенельга, – представилась она.
– А меня Аристогитон сын Фелиста. Ты будешь служить моей жене Вилитресте.
– Да, господин.
– Тебя что-то удивляет?
Хенельга задумалась, но потом покачала головой. Пусть этот данай пытается казаться хорошим. На самом деле он всего лишь хитрый торговец. Виал поступил бы так же. Зачем взращивать ненависть в своем доме, если можно внушить рабу, что он не просто говорящее орудие.
– Раз нет, – сказал Аристогитон, отпуская руку Хенельги, – пойдем ко мне домой.
Он пошел по улице, даже не оглядываясь.
Это выглядело странным, даже удивительным. Хенельга понимала, что ей-то деваться некуда. Ее просто вернут хозяину, где она получит в подарок кандалы и плеть. Так зачем портить себе жизнь?
К тому же, это хорошая возможность, чтобы познакомиться с Саганисом и его гражданами.
Хенельга пошла следом за хозяином.
Впечатления не обманули Хенельгу: хозяин состоятельный человек. Он жил в особняке на тихой улочке к югу от акрополя. Достаточно далеко от рынков, кварталов ремесленников, но в шаговой доступности от них. Двухэтажный дом, окруженный стеной, которая скрывала от сторонних взглядов все, происходящее внутри.
Строение из дерева, зато с черепичной крышей. Только сараи во дворе крыты соломой, но их не видно за высокими деревьями. Рядом с хозяйственными постройками разбиты огородики, на которых дозревали овощи. Большую часть урожая уже убрали. Засыхающие душистые травы одинокими кустами росли на голой земле.
Скотины здесь не держали. Чем занимается Аристогитон, Хенельга не смогла понять. Вообще, чем живут данаи, она знать не могла. Хозяин мог быть торговцем, а может, владел землей за стенами города. Спросить напрямую страшно.
Такое любопытство наказуемо.
В дом они вошли через боковую дверцу, что вела на кухню. Здесь никого не оказалось. Из очага выгребли золу и угли. От печей шел жар, в них совсем недавно готовили пищу. Рядом с кухней находился вход в подвал, где хранились припасы. Рядом комнатка ключницы – женщины в годах, которая еще помнила Аристогитона ребенком. Ей-то хозяин передал новую рабыню.
– Объяснишь обязанности. Покажешь дом. Завтра начинает.
Он уточнил насчет ужина. На вечер Аристогитон пригласил друзей, почти ни один вечер у данаев не обходится без пирушки. Ты либо ходишь в гости, либо приглашаешь к себе. С заходом солнца общественная жизнь не затихает. Редкий человек предпочитает уединение, закрываясь от соседей за высокими стенами.
Хенельга стояла в стороне и не особо прислушивалась. Имена, что упоминал Аристогитон, ей ни о чем не говорили. Из разговора невозможно понять, чем занимаются приглашенные на пир.
В самом доме проживало не больше десятка рабов. Большего для поддержания особняка не требовалось. Покупка еще одной рабыни стало просто блажью хозяина. Потому обязанности Хенельги не были сильно уж напряженными.
Ей приходилось вставать рано, чтобы сходить за водой. Ближайший фонтан располагался в ста шагах от особняка. Район обеспечивался водой, что отличало его от бедняцких кварталов.
У источника уже толпились женщины из домашних рабов. На новенькую обратили внимание, но не спешили знакомиться. Набрав воды, женщины шли обратно.
Требовалось приготовить завтрак, кто-то занимался утренним туалетом хозяек. Другие сидели с детьми или занимались шитьем.
От Хенельги требовалось лишь помогать на кухне, да убираться в доме. Шить она не умела, а свои резчицкие навыки скрывала до поры. Хозяйка дома не обратила внимания на новенькую – хозяйке хватало двух рабынь, что постоянно находились рядом. Детей в доме не было. Хенельга не смогла понять, то ли это бездетная пара, то ли их дети уже выросли и покинули отчий дом.
Хозяин возвращался домой вечером, а после почти сразу уходил на пирушку к друзьям. Новая рабыня почти не пересекалась с ним, лишь мельком видела, когда Аристогитон возвращался.
Дом для зажиточного даная место, где он проводит ночь. Вся жизнь снаружи. И что это за жизнь, Хенельга едва ли знала. Ей редко доводилось выходить на улицу. Да и то она видела только улицы квартала с его не особенно поразительными строениями.
Стены, окружающие особняки. С севера возвышалась стена акрополя, деревянные фронтоны храмов над ней. С юга другая стена – опоясывающая Саганис. Там должен находиться порт.
Привыкая к жизни в особняке, Хенельга научилась находить возможность улизнуть. Много свободного времени, отсутствие привратника. Даже ключница, у которой новая рабыня всегда на виду, почти не бранила ее. Порядки в особняке оказались свободными. Никто не стремился испортить жизнь соседу. Люди жили в удовольствие, больше заботясь о себе, чем о хозяевах.
Расслабленное существование в особняке разительно отличалось от кипучей жизни в Циралисе. Хенельга чувствовала себя неуютно. Болтливые данаи из метрополий отличались от граждан Саганиса, что предпочитали просто наслаждаться покоем, а не бегать по улицам с криками и визгами.
Возможно, в другое время и жизнь в городе течет иначе. С наступлением зимы, людям нечем заняться. Короткий день усыплял, сократил время, что проводят граждане за стеной.
Опустели огородики, редкие островки зелени еще торчали из коричневых грядок. Большая часть урожая перекочевала в хранилище или сарай. Рабы освобождены от ежедневных обязанностей. На женщинах лежала обязанность готовить еду, поддерживать порядок в доме. В остальное время, они предоставлены сами себе.
Остальные рабыни занимались шитьем. Изготавливали одежду для себя, но и что-то на продажу. У всех них имелись сбережения, которые они намеревались употребить в том или ином виде. О свободе никто из них не думал. И Хенельга понимала, почему.
Хенельга не хотела сидеть с остальными во внутреннем дворе, заниматься шитьем.
Но бродить по улицам Саганиса просто так Хенельга тоже не могла. На одинокую женщину сразу обращали внимание. Ее статус очевиден, так что любой гражданин мог схватить ее за руку и потребовать ответа.
