вместе со мной. Странно: девочка, полная темного огня, повелевает водой? Впрочем, у меня много странностей. Столько, что я порой боюсь сама себя. В дикой пляске моих личин очень просто потерять себя. Особенно когда сама не знаешь и не понимаешь, кто ты есть.
Иногда мне кажется, что я живу уже очень давно, много тысячелетий, хотя вроде бы всего тысячу лет. И будто дядюшку Жу я знала задолго до того, как аист сбросил меня на крышу его хижины. Некоторые мои сны очень реалистичны, будто и не сны вовсе. Словно память всполохами прорывается через барьер внутри меня. Словно что-то не дает проявиться истинной мне. Такой, какой я себя ощущаю порой, – древней, величественной, могучей.
Из-за этой неразберихи внутри чувствую себя травинкой в бурной реке – меня несет и несет, и нет камня, чтобы зацепиться, удержаться, остановиться. А впереди – водопад, и я рухну вниз, разлечусь вместе с мириадами брызг, погибну. Или…
Кто я: травинка в водопаде или водопад? А может, пламя? То, что убивает и согревает одновременно.
Вопросы не дают мне покоя. Не ответив на них, не обрести себя, а значит, не прекратить бежать, не осесть, не пустить корни. Они сеют смуту и хаос внутри, изматывают, пугают…
Иногда мне кажется, что за прожитую тысячу лет – то время, когда я более-менее осознаю себя, – видела уже все и ничему не удивлюсь. Но думаю так ровно до той поры, пока над моей головой не появляется зонт. Явно не обычный, потому что он не просто прикрывает от дождя – под ним становится сухо и даже тепло.
А потом я замечаю длинные серебряные пряди и узкую мужскую ладонь, протянутую ко мне.
– Вставай, глупышка. Вымокла же до нитки. Так и заболеть недолго.
Голос низкий, бархатистый, чарующий. Словно из моего сна, того, что кажется таким реальным. Того, что приносит образы. Может быть, я сплю и сейчас? Или грежу наяву? Ну что ж, тогда я погружусь в мечты до конца, до самого дна. И пусть меня утянет в водоворот. Так будет даже лучше.
Я хватаюсь за протянутую ладонь, позволяя вздернуть себя вверх, будто вытащить из того темного болота, которое все сильнее и сильнее смыкалось над головой. Незнакомец с серебристыми волосами не дает мне разбиться. Может, он и есть мой камень, моя опора, моя земля? Может, именно он поможет мне отрастить корни и расцвести?
И вот мы рядом, висим в воздухе, смотрим глаза в глаза.
Зонт брошен на землю. Ну и пусть, ведь дождя больше нет. Только мы. Легкий ветерок играет с длинными серебристыми волосами и элегантными серо-лиловыми одеждами. Доносит ту чарующую мелодию. Я купаюсь в ней, очищаюсь и по-прежнему грежу наяву.
В реальности не бывает таких красивых. И таких высоких. Если бы мы стояли на земле – моя голова была бы на уровне его груди.
– Как ты понял, что я – девушка? – спрашиваю с волнением. Хочется, чтобы он видел во мне не только особу женского пола, но и красавицу. Наверное, я многого хочу.
Он лишь улыбается. И эта улыбка может свести с ума. У него во взгляде пляшут смешинки. Глаза серые, словно их запорошило, но живые, утопают в длинных ресницах.
– Я многое знаю, – снисходит до ответа.
– Ты бог?
Зачем спрашиваешь, дура? Очевидно же. Кто еще мог явиться и вот так остановить мой дождь?
Он лишь качает головой.
– Скорее странник.
Вернее, лжец. Странники не носят шелковых одежд с затейливой вышивкой и предпочитают убирать волосы. Но мне все равно.
– Скажешь мне свое имя? – Смотрит внимательно, чуть наклонив голову.
Любуюсь его скулами, очертанием губ. Безупречный. Даже лучше, чем я фантазировала. Хотя я никогда прежде не видела такой совершенной красоты.
Пожимаю плечами.
– У меня нет имени. Дядюшка зовет меня Никчемной, люди – Ю.
– Ю?
– Да, Ю, как дождь.
Он протягивает руку, касается моих коротких прядок. Пальцы у него длинные, тонкие, перебирают волосы, словно струны музыкального инструмента.
И меня осеняет.
– Так это ты играл тогда, – машу рукой за спину, будто обозначая прошлое, – в бамбуковой роще?
– Кто знает, – усмехается он, и за эту усмешку можно отдать жизнь. – А можно я тоже дам тебе имя?
Киваю, спрашивая:
– И какое же?
– В твоих волосах запуталось пламя… – Он на миг задумывается. – Я буду звать тебя Огонек.
Расплываюсь в улыбке, довольная, как сытый котенок, подставляясь под ласку его чутких пальцев. И так же, по-кошачьи, жмурюсь. От незнакомца веет родным. Будто я знала его давным-давно и много лет подряд, но потом почему-то забыла. Но – не знаю, откуда, – приходит понимание: что бы я ни сказала или ни сделала сейчас, он заранее мне все простил.
Чтобы проверить, открываю глаза и произношу:
– Я тоже хочу дать тебе имя.
– Любопытно. – Он вскидывает посеребренную бровь. Прямую и идеальную, как меч.
Позволяю себе коснуться его волос. Как и ожидалось – чистый шелк, чуть более жестковатый, чем должно.
– А твои волосы уже перегорели, на бровях и ресницах тоже осел пепел. – Беззастенчиво скольжу пальцами по скульптурным чертам. Он позволяет. – Кто сжег тебя?
– А если отвечу, что ты?
И тон такой, не поймешь: шутит или всерьез?
Усмехаюсь:
– Я вижу тебя в первый раз. Как могла сжечь?
Или могла и мы вправду знакомы?
Он не отвечает, лишь берет мою ладонь и прижимает к щеке, опуская свои невероятные ресницы. Так мы застываем на пару мгновений.
Наконец он открывает глаза и говорит:
– Я все еще жду свое имя.
– Пепел, – отвечаю, не задумываясь.
– Хорошо, – улыбается он. – Ты – мой огонь, я – твой пепел.
– Мой? Твой? Разве мы уже…
– Т-с-с. Идем.
– Куда?
– А куда бы ты хотела?
– Домой.
– А где твой дом?
– Наверное, там же, где и твой… – Заглядываю в глаза, с радостью ощущая его руку на своей талии и слушая шум ветра в ушах. Я не умею летать, я же не бог, поэтому сейчас наслаждаюсь – и полетом, и красивым мужчиной рядом.
Мир с такой высоты вовсе неплох. Ночь сегодня удивительно светлая. Или это сияет тот, кто обнимает меня сейчас?
Я не знаю, сколько мы летим, завороженная самой возможностью оторваться от земли и воспарить, но через время все-таки приземляемся на лесной поляне. Светлячки кружат над ней, наполняя воздух волшебным сиянием. Ветви деревьев образуют полог над ложем из цветов и листьев.
Мы стоим рядом. Теперь мне приходится задирать голову.
– Это твой дом?
Пепел улыбается.
– Мой дом везде, где захочу. Я же странствую, так что
