след встала двойной и пошла прочь. По пути оглянется и далее трусит[26] Зовёт как бы. Делать нечего, пошёл за ней. И быстрёхонько к деревне вышел. Петухи запели вдалеке. Оглянулся: волчицы и след простыл.
До избы добёг, а там не спят, всполошённые домочадцы. Давай его пытать, что да как? Отнекался кое-как, спать улёгся, а думки вертит.
Через три дня поутру нянька вернулась. На хозяина взглянула, но ничего не сказала, лишь под вечер шепнула ему:
— По лесу, дядя, аккуратнее ходить надо! Ненароком и заплутать можно!
Смутился мужик, но всё ж говорит:
— Куда ж ты по лесу ходишь на помин?
— А то, — не смолчала Зела, — не твоя печаль-забота!
Прикусил Мефодий язык да на печь полез, а всё ж задело — баба на место ставит! Позлился маненько, не без этого. Но без няньки туго, попривыкли все, что она в доме ровно метла вертится, все углы обжила. Невестки так и вовсе разленились, спят по утрам.
На ту пору свадьба в соседней деревне у родни наметилась. Сборы, шитьё, подарки. Вот настал день праздничный, хоть и дело к весне. Собрались, поехали. Перед отъездом Зеленица напоминает хозяину:
— Послезавтра Луна полная, уйду на три дня.
Кивнул Мефодий да и забыл про то. На пиру медовухи выпил и вовсе запамятовал. Три дня прошло. К вечеру четвёртого у него на душе кошки заскребли, сердце заныло. Ой, неладно что-то! Кликнул коня, оседлал и помчался домой. Зашёл в избу, а там никого. Даже кошки не слыхать. На улицу выскочил, кобеля зовёт, в ответ тишина. Заметался он по двору, обеспамятел от страха. После к лесу кинулся. Глядь, а там следы. Не успел до первых кустов добежать, как навстречь[27] бегут четверо волчат, а следом и нянюшка. Токмо её почти не узнать. Одёжа переливчатая на ней, белая с зеленцой, убор изукрашенный, шубейка дорогая сверху — чисто царевна! И молвит она:
— Что, Мефодий, припоздал? Запамятовал об уговоре? А долг платежом красен! Побудут у меня твои детки в гостях, срок сама назначу.
— Помилуй, — кричит мужик, — почто[28] деток берёшь?
— Скоро год, как я у вас в услужении, — ответствует красавица, — а твои домочадцы разленились! Невестки до обеда спят, жена мною помыкать вздумала, да и ты решил, что я никуда не денусь, сиротствуя. Наведи порядок в семье, а там посмотрим.
С тем повернулась и растворилась в вихре снега. Воротился домой мужик, а там плач да стоны. Жена детей ищет, всполошилась. Невестки в ужасе — разор, непорядок, изба не топлена, щи не варены. Стукнул Мефодий кулаком по столу и слово сказал веское. Каждому на плохое указал и себя стороной не обошёл, повинился. Напослед[29] молвил:
— То не просто нянька у нас жила, а сама Матушка Лада[30].
К осени, как лист пал, воротились детки Мефодия в избу. Круглощёкие, глазастые, улыбчивые да ласковые. Где они были, у кого гостили, про то никогда не сказывали. Только одно отличие появилось у них — глазёнки зеленым посверкивали. И ещё приметил народ, что четвёрка эта не боялась лесного народа и зверей, родным домом тайга для них стала. А Ладу долго ещё поминали. Как у кого в избе разлад, а то пуще — шум да крики, тут же кто и скажет:
— Смотри, Лада придёт, мигом всё разберёт!
И тотчас мир и лад в семье. О нянюшке много ещё чего сказывали, про то другой разговор будет.
Кукушкины слёзы
А вот ещё сказывали, что нянюшка птицей оборачивалась.
Недалече отсюда деревня поболе нашей стояла. Мужик Трифон один тянул долю в избе. Жёнка, вишь, померла родами. Оставила ему девчоночку в утеху, Машеньку — имя успела шепнуть. Ну, мамку-кормилицу нашли, соседка мальца поднимала, согласилась и сиротинку кормить. Одному мужику плохо, потому вскорости оженился он. Взял вдовицу с сыном-двухлеткой. Новая жена, Дорофея, родила подряд двух девок и запурхалась[31] с малыми. А тут соседка и скажи:
— Няньку возьмите, всё полегче будет.
— Своих бы прокормить! — ей в ответ Дорофея. — Нянька ещё и плату попросит!
— Вон у Ивана девчоночка лет десяти бедует. Он и рад её спровадить[32] кому. А она проворная! Пригрейте сироту, зачтётся вам.
— Это которую Кукушкиной кличут?
— Она самая и есть! Подбросили Ивану на ярманке[33] в телегу, так и кликают — Кукушкина дочь, хотя он имя ей дал хорошее — Дарья.
— Да уж, — покачала головой бывшая вдова, — подарок нежданный!
Вечером поделилась с мужем думками, и тот одобрил. Так в доме появилась Даша, но по имени её никто не звал. То там, то здесь только и слышалось:
— Кукушка, сделай то, Кукушка, сделай это! Да поспешай!
К вечеру, бывало, так набегается девчушечка, что ног не чует. Ляжет на топчан[34] и льёт слёзы. Известно, без родных любая жизнь горька. Матушка-то поди берегла бы дочку, в ласке и заботе росла бы Дарьюшка.
Так годочка три, а то и четыре пролетело. Вошла Дарья в пору девичества. Ей бы на вечёрки бегать, на круг — хороводы водить, да кто ж отпустит? В семействе опять приплод, Дорофея сына подарила Трифону. Тот, конечно, рад, но забот прибавилось. Новую пашню надо распахивать, чтоб накормить восемь ртов. А Кукушкиной и вовсе головы некогда поднять. Тут соседка и попеняла Дорофее:
— Совсем сироту заели! Что ж вы девке продыху не даёте? Когда-никогда хошь бы на круг отпустили к подружайкам!
— Какие у неё подружайки? — возражает Дорофея. — Она со двора токмо до колодца ходит!
— То-то и оно! — не успокаивается соседка. — Ей жениха присматривать надобно, а она от ваших детей не отходит!
Дорофея осерчала[35], но призадумалась. В банный день говорит няньке:
— Что ж ты всё дома сидишь? Сходи на круг, проветрись, отдохни от забот.
Дарья растерялась, слова не может вымолвить. Глаза опустила, молчит.
— Сходи ввечеру[36], - не отстаёт хозяйка, — как-никак, день Купалы! Вот и сарафан я тебе приготовила, и рубашку.
Сарафан-то, не пожадничала хозяйка, новый подарила. Беленький, а подол затейливо оранжевым вышит. И сорочка белейшая с такой же вышивкой.
Приоделась девушка, косу лентой украсила и вышла к столу. Все ахнули, как Дарьюшка хороша в обновах. Да и лицом пригожа!
