залпом.
Краем глаза замечаю осуждающий взгляд Шувалова, но старик сносит мое неуважение к коллекционным напиткам стойко, и, видимо, списывает его на отсутствие аристократического воспитания.
— Я вряд ли изменюсь, — решительно заявляю я и поднимаю взгляд от лакированной поверхности стола.
В фиолетовых глазах Великого Князя нет злости, только раздражение и досада.
— Придется, мой мальчик, придется! — Шувалов снова наполняет опустевший бокал. — Если, конечно, не желаешь занять отведенное тебе место в фамильном склепе уже сейчас!
Снова выпиваю, и снова — залпом. По венам бежит расслабляющее тепло, проблемы не кажутся фатальными, а тягостные раздумья медленно отступают на второй план.
— Кто взорвал Приют⁈ — тихо спрашиваю я, чтобы предотвратить очередной поток справедливых, но уже набивших оскомину упреков в свой адрес.
— Судя по тому, что мы не нашли ни одного тела, это сделали твои бывшие наставники и друзья, предварительно покинув подземную крепость…
— Зачем⁈ — спрашиваю я, чтобы замаскировать вздох облегчения.
— Я хочу знать это не меньше, чем ты, но пока нет ни одной зацепки! — старик вздыхает, делает маленький глоток и какое-то время смакует божественный вкус на языке, в который раз демонстрируя, как нужно употреблять высококлассные спиртные напитки. — Возможно, они решили уйти в еще более глубокое подполье и заметают следы…
— В Приюте уничтожили все? — интересуюсь я только для того, чтобы поддержать разговор.
— Подчистую! — подтверждает старик. — Осталось лишь немного одежды в спальнях, остальное выгорело дотла.
Я отворачиваюсь к панорамному окну и смотрю на Москву с высоты птичьего полета. Разговор с Князем начинает меня тяготить, и даже завораживающий еще недавно вид на центр столицы кажется плоским и невзрачным, как экранная имитация в кабинете Шефа.
— Дай слово, что больше не будешь играть в супер-аристо⁈ — устало просит Шувалов, и я слышу в его голосе искреннюю заботу.
Какое-то время молчу, раздумывая над ответом. Я, конечно, могу пообещать что угодно, а затем нарушить данное слово, но со стариком так поступать не хочу.
— Даю слово, что буду соотносить риск с возможными последствиями, — твердо заявляю я, глядя Великому Князю в глаза.
— И думать, прежде чем действовать! — добавляет он и бьет широкой ладонью по столу.
— И думать, прежде чем действовать! — послушно соглашаюсь я.
— Договорились! — с удовлетворением заключает Шувалов. — Возможность продемонстрировать новый подход представится уже завтра.
— Завтра же Инициация⁈ — недоуменно спрашиваю я.
— Перенесли! — отмахивается старик. — Кристаллы и оборудование Храма Разделенного не пострадало, его уже готовят к церемонии, но нужно время, чтобы отмыть все от копоти, проверить старые системы безопасности и дополнить их новыми. — Теперь доступ в Храм будет ограничен. Это нужно было сделать уже давно, но, чтобы переломить сложившиеся традиции, иногда недостаточно даже монаршей воли!
Он замолкает, выдерживая театральную паузу, и начинает говорить лишь в момент, когда мы с Трубецкой обращаемся в слух.
— Ты приглашен в посольство Османской Сатрапии на бал в честь прибытия в Москву дочери Великого Визиря османов. Она — твоя цель!
— Я должен ее убить?
— Всегда полагал, что в твоем возрасте гораздо интереснее спать с девушками, нежели их убивать, — произносит Шувалов с усмешкой.
Лицо Трубецкой кривится, в синих глазах вспыхивают яркие искры, а обращенный на меня взгляд выражает неприкрытую угрозу.
— Твоя задача — выяснить реальные намерения, с которыми турчанка пожаловала в Москву, — продолжает Шувалов. — История про любовь к русскому языку и русской культуре, которой она потчует всех без исключения — не более, чем прикрытие!
— И кем я буду в этом квесте? — спрашиваю, не особо скрывая сарказм.
— Самим собой, конечно! — отвечает Князь, проигнорировав мои вызывающие интонации. — Привычный тебе маскарад — удел актеров Мосфильма! Учись играть, оставаясь собой, это много сложнее!
Хочу поспорить, но сдерживаюсь, ибо не время и не место. Да и мысли заняты другим.
— На подстраховке — Ольга! — Князь кладет вишенку на торт и с интересом смотрит на Трубецкую, ожидая ее реакции.
— Явиться на прием с дамой, чтобы кадрить другую? — Ольга снова кривится, ее взгляд мечет гром и молнии. — У бездарей это называется «Ехать в Тулу со своим самоваром»!
— Не вижу проблем, вас ждет светский прием, а не рандеву в номерах, — Шувалов пожимает плечами и отворачивается к окну, пряча усмешку.
— А если дело до номера дойдет? — с показным равнодушием спрашиваю я, демонстрируя Ольге, что турецкая посланница не интересует меня от слова совсем.
— Вряд ли, но подумай трижды, прежде чем членом размахивать — дипломатический скандал нам не нужен! — старик подмигивает и снова разливает коньяк по бокалам.
— Ну что вы! — успокаивает его Трубецкая. — Наш юный княжич — романтик и апологет платонических отношений, а не узник животной похоти!
Посылаю Ольге воздушный поцелуй и дарю белозубую мосфильмовскую улыбку.
— А язык? — я высказываю первую за вечер дельную мысль. — Как я буду с ней общаться?
— Язык тебе понадобится для другого… — продолжает язвить Трубецкая, но Шувалов останавливает льющуюся из нее желчь, твердо сжав губы и прищурив глаза.
— Она неплохо знает русский, как и вся элита османов еще со времен Византия, — отвечает он, не отводя суровый взгляд от недовольного лица Ольги.
— Турчанка — Темная?
— Да, и по нашим данным девушка не инициирована, поэтому мысли читать еще не умеет…
— А если и умеет, то в отличие от наследников Великих Родов прочитать в моей голове особо нечего! — заканчиваю я очевидную мысль старика.
— Я не сомневался в твоей прозорливости! — Шувалов улыбается, подносит бокал к лицу и вдыхает аромат коньяка. — Выказывая почтение уважаемому Мехмед Саид-Паше, Российская Империя присылает на прием аристо из Великого Рода, соответствующего по статусу принцессе, но не владеющего важной информацией.
— И тонко намекает, что наши Империи — неровня, ведь я не наследник Великого Рода, и происхождение мое сомнительно!
— Все верно, восточное коварство нам тоже не чуждо, — на лице Шувалова возникает лукавая усмешка, и он закатывает глаза к портрету Императора, висящему над его головой. — У меня есть личная просьба: постарайся не думать о девушке, как о сексуальном объекте! Знаю, как это сложно в твои восемнадцать, но попробуй — вдруг она все же читает мысли!
Хочу возмутиться картинно, поиздеваться
