— Гутен таг, — поздоровался огромный, на голову выше Злобного, бармен с широкой окладистой светло-русой бородой.
— Здрасьте, — недовольно буркнул Олег Кулик по-русски, ревниво оглядев фигуру работника стойки и стакана.
Африка лишь молча приподнял шляпу. Он был занят — с интересом осматривал помещение и посетителей. Сицкий старательно вспоминал детство, напряг память, и выдал на почти приличном немецком:
— Добрый день. Какое пиво вы можете предложить трём мужчинам? И ещё с нами дама. Есть ли что-нибудь для неё?
Бармен положил огромные, как окорока, локти на стойку, секунду поискал взглядом Амалию, внимательно её оглядел, будто прицениваясь, поднял левую бровь, и, скорее, спросил у Джека, чем предложил:
— Рислинг?
— Что из рислингов вы имеете предложить? — коряво уточнил Сицкий.
Бармен поднял вторую бровь.
— Какая разница? Я его пробовать что ли буду? Рислинг, он и есть рислинг, герр…
— Рэд. Джек Рэд.
— Американец? Странно. Я был уверен, что вы все трое русские.
— Так и есть, герр…
— Йохан Белофф к вашим услугам, герр Рэд.
— Тоже русский?
— Бог миловал. Чистокровный немец, родом из Грибова.
Тут же на стойке, как по волшебству появились три огромные керамические кружки, укрытые шапками плотной бежевой пены. Впрочем, они так же мгновенно оказались в руках друзей. Следом с еле означенным поклоном бармен протянул Амалии бокал с бледно-зелёным рислингом.
— Мэм, — вежливо предложил он.
Девушка успела сделать не больше двух глотков, а Злобный уже стукнул своей кружкой о стойку.
— Ещё, — шумно выдохнул он.
Бармен молча повторил. Кулик обхватил кружку лапищей, сделал небольшой глоток, пристально глядя на бармена, затем поставил тару на базу.
— Значит, здоровый, говоришь? — с недобрым прищуром спросил он.
Бармен молчал.
— Что? Испугался? А слабо тебе выйти из-за своей стойки и проверить, кто кого, а?
Бюргеры у окна недовольно зашевелились, послышалась несмелая просьба:
— Эй, герр мистер, не надо лезть к нашему Йохану.
— У нас мирный городок, — добавил кто-то.
— Злобный, отстань от человека, — попросил Рэд.
— А чё он такой здоровый? Что, решил, что самый сильный, да?
Кулик сделал пару наклонов, попутно разминая кулаки, махнул руками влево-вправо. В этот момент правая часть стойки распахнулась, и в зал с неестественным стуком вышел бармен. Друзья окаменели от неожиданности. Левой ноги у Йохана Белова не было, вместо неё он стучал об пол деревянным протезом. Секунду царила тишина. Первым нашёлся Злобный. Он подскочил к бармену и протянул правую ладонь.
— Прости, друг, я же не знал, — извиняющимся тоном проговорил Олег. — Нет, теперь-то всё понятно, я и не злился. Так, хотел выяснить, кто здоровее. Но теперь…
Бармен секунду разглядывал неслучившегося партнёра по драке, затем обхватил руку Кулика своей лапищей.
— Всё нормально. Я тебя понимаю. Никаких претензий.
Олег расплылся в улыбке. Жора только сейчас заметил, что всё это время простоял неподвижно. Африка, кажется, тоже. И только Амалия смело шагнула к Йохану и протянула пустой стакан.
— А можно мне тоже повторить? — чуть заплетаясь спросила она.
— Минуту, мэм, — прогудел бармен и перевёл взгляд на Злобного. — А может всё же выясним, кто сильнее? Ты как, на руках бороться умеешь?
— Ставлю десять долларов, — тут же согласился Олег.
— Мэм, если он победит, вино для вас бесплатно, — огласил свои условия Йохан.
— Мистер Злобный, — девушка подбоченилась и смотрела на спутника со строгостью тёти Тома Сойера. — Не подведите меня.
Словно по мановению руки посреди зала образовался свободный стол и две табуретки. Соперники грузно опустились на места, схватили друг друга ладонями, левыми уцепились за противоположные края столешницы, и дружно запыхтели. В зале стояла тишина, нарушаемая лишь громким, почти синхронным, сопением рукоборцев. Ещё время от времени Амалия шуршала платьем. Так продолжалось около трёх минут. Борцы покраснели, вены на шеях обоих вздулись, но оба стояли неподвижно, как статуи. Наконец, Йохан с утробным рёвом навалился плечом на собственное запястье и, напрягаясь изо всех сил, начал сдвигать руку Олега. Тот лишь сказал еле слышное «Ук!» и покраснел ещё сильнее. В воздухе отчётливо запахло потом, дыхание соперников ускорилось.
— Давай, Йохан! — крикнул кто-то.
— Злобный, дави немца, — парировал Африка.
Этот возглас будто сорвал клапан. Мгновенно в зале поднялся шум. Местные поддерживали своего бармена, путники — друга. В глубине невесть откуда взявшейся толпы кто-то уже делал ставки. Даже Амалия присела у соседнего стола и колотила кулачками по собственным коленкам, приговаривая: «Злобный! Злобный!».
И вдруг раздался оглушительный треск. Дубовая столешница сломалась пополам, и соперники, повалившись вперед, звонко стукнулись лбами. Зал потонул в недовольном крике.
Йохан Белов, опираясь ладонями о бёдра, с трудом поднялся. Лицо его было краснее макового цветка. Он оглядел бар ошалевшим взглядом, пару секунд рассматривал расколотую дубовую доску, после чего подал руку не менее удивлённому Олегу.
— Никогда в жизни такого не видел, — проговорил бармен.
— Аналогично.
— Значит, ничья?
— Не возражаю.
Белов обвёл взглядом замерших в удивлении друзей и предложил:
— По кружке за счёт заведения?
— И даме, — подсуетился Африка.
На улицу вышли, провожаемые одобрительными возгласами посетителей. Весь час, что друзья провели в баре, единственной темой для разговоров было соревнование по армреслингу. Кто-то уже написал на двух половинах столешницы, на одной «Йохан», на другой «Олег», и теперь решали, куда их лучше пристроить — над стойкой или над входом.
— На вокзал? — спросил Джек.
— Зачем? — с лёгкой улыбкой ответила вопросом на вопрос Амалия.
— Нам же в Даллас. Зря я что ли у местного шерифа бумагу выправлял?
— Жора, не торопись, — придержал друга Злобный. — Ты прямо, будто не знаешь, с какой скоростью работает судебная система. Пока они договорятся, кто из местных отконвоирует наших бандюков. Пока муниципалитет деньги на проезд выделит. Да пока доедут со всеми пересадками. Опять же, в федеральном суде жуликов надо принять, оформить.
— Мы смело можем тут неделю прожить, как раз успеем.
— А ещё я видела объявление, — добавила Амалия. — Вчера приехал театр. Называется «Великая международная труппа несравненного маэстро Бонтона». Может, сходим?
