Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Так и жили. Отец — на службе, мать — «в театре», с детьми — бесконечно чередующиеся и меняющиеся студийцы и студийки, многим из которых самим еще не помешали бы няньки.
С Георгием особых проблем не возникало. Он часами мог заниматься какими-то своими делами, углубленно обдумывать одному ему понятные и существенные для него вопросы, ну а уж научившись читать, и вообще перестал «доставать» собой окружающих. Иное дело — Лешка, активный, заводной, неугомонный, что называется «с шилом в одном месте»… Чего только с ним не происходило! Вечные синяки, шишки, никогда не заживающие коленки и локти, ржавые железяки, на которые он обязательно наступал, бесконечные стекла, которыми он резался с завидной регулярностью… «Апофеозом» его младенческих подвигов стал вспыхнувший на нем от пламени свечки — электричество отключали по три-четыре раза за вечер, свечи и спички всегда держались под рукой — шерстяной с начесом костюмчик. К счастью, именно в тот момент Вера Александровна оказалась дома.
Время шло. Промелькнуло несколько школ, ничем, впрочем, не запомнившихся Георгию. Даже последовательность географических названий не отпечаталась в памяти. Еще чуть-чуть — и вот уже и Лешка — школьник, а Георгий соответственно старший и во многом отныне ответственный за эту «соплю» брат. Именно тогда-то наконец и свершилось! Свершилось нечто столь желанное и долгожданное, что в реальность этого великого события давно уже перестали верить. Майор Жаворонков получил в небольшом и симпатичном украинском городке, название которого еще не стало в то время всемирно известным синонимом катастрофы, ужаса и разрушения, благоустроенную двухкомнатную квартиру. Двадцать семь квадратных метров с изолированной кухонькой, с собственным — здесь, в квартире, а не за углом — туалетом и с ванной, ванной, ванной!.. Это было счастье! Это был взлет в вершины, где обитают успешные, благополучные и благоустроенные люди. Даже неуправляемый Лешка и тот, кажется, на какое-то время приутих, проникнувшись величием и грандиозностью происшедшего. Еще бы! Ведь отныне он не обычный, заурядный второклашка, а образцовый советский школьник, из тех, о которых пишут в книжках и которые, разумеется, живут в собственных изолированных квартирах.
Но как часто это и происходит в жизни, радостное и разочаровывающее следуют рука об руку. Подоспел срок очередной, рутинной, в общем-то, медкомиссии — и у майора Федора Александровича Жаворонкова обнаружили целую «обойму» не наблюдавшихся ранее отклонений: тут тебе и внезапное ухудшение зрения, и сердечная аритмия, и прыгающее давление, и еще, и еще, и еще… Что? Чего? Почему? Может быть, именно так и в такой форме аукнулась давно забытая и всегда считавшаяся совершенно незначительной контузия военных лет? А иначе откуда бы взяться всем этим «прелестям» у здорового, в общем-то, и не достигшего еще сорокалетнего возраста мужика? Эмоции — эмоциями, а в практической действительности — отставка, пенсия, почетные грамоты, вот этого добра — сколько угодно, полстены можно обвешать! О подполковничьих погонах, разумеется, забыто навсегда, хорошо, хоть квартиру вовремя получил, теперь уже не отнимут!
Впрочем, насколько это помнилось Георгию, отец не очень сокрушался по поводу завершения своей службы. Потерял он уже, вероятно, все надежды добиться чего-то путного на военном поприще. А тут еще и работа приличная на «гражданке» подвернулась. Чем именно занимался Федор Александрович, какова была его должность, Георгий в свое время не поинтересовался, ну а позже, когда все быльем поросло, и тем более не было повода поминать минувшее. Известно было только, что трудился Федор Александрович не последним человеком на каком-то автокомбинате или в автоколонне. Специалистом он был, по-видимому, очень хорошим и дело свое, безусловно, любил, что, совершенно очевидно, начальством было отмечено и оценено. Много или мало получал за свои труды Федор Александрович — в семье не обсуждалось, а если и обсуждалось, то не в присутствии детей. Но несомненным фактом стало то, что жить они стали значительно крепче — тут никаких вопросов не возникало. В квартире стала появляться мебель: роскошный полированный шкаф, который даже имел собственное имя — шкаф «Из гарнитура», полированный же обеденный стол (Лешка, разумеется, тут же его обляпал какой-то дрянью, и большущий кусок полировки «полез», стол навсегда пришлось накрыть скатертью), Вера Александровна нет-нет да и демонстрировала, с очевидным удовольствием, надо сказать, новые наряды, у отца появилось два — два! — новых костюма. Ну и пацанам, разумеется, регулярно что-нибудь перепадало. Серьезно начали поговаривать о такой роскоши, как покупка телевизора! Жизнь налаживалась!
В июле приезжали в гости родственники из Сталинграда: дядя Сережа, тетя Оля и их сын Валерка. Ну родственниками они были в лучшем случае «пятиюродными», но разве так уж важна формальная степень родства, если с первых же минут общения люди становятся близкими друзьями, желанными собеседниками, понятными, доступными и необыкновенно приятными друг другу! Да и родственность, хоть и очень далекая, тоже, конечно, играла свою роль. Для Жаворонковых, давным-давно растерявших все контакты со своими родными, новообретенное ощущение своей «неодинокости» в мире стало, несомненно, явлением положительным и очень даже приятным. Слышал, правда, что-то смутное Георгий о старшем брате отца, Семене, с которым Федор насмерть перессорился еще в ранней юности и навсегда прервал все отношения. Но одно дело — туманные слухи и легенды, а совсем другое — реальные, во плоти дядя Сережа и тетя Оля, молодые, веселые, заводные, такие же, как отец и мать. И сын их — Валерка — отличный парень! И что интересно, он не только по возрасту приходился точно посередине между Георгием и Лешкой, но и по характеру являлся чем-то средним между ними, что позволило мальчишкам быстро и крепко подружиться, более того, Валерке, можно сказать, даже удалось как-то больше сблизить между собой таких различных и непохожих одного на другого родных братьев.
Ну а мама-то, мама! Практически не выходила из кухни (в компании с тетей Олей, разумеется) и каждый день демонстрировала небывалые кулинарные чудеса! Справедливости ради надо заметить, что мама и вообще в последнее время, с момента обретения своей, настоящей кухни, проводила на ней значительно больше времени, чем это было ранее. Постоянно появлялись какие-то особенные кастрюльки, сковородки, всяческие хитроумные прилады, вообще недоступные пониманию Георгия… И мама явно наслаждалась этими новоявленными удобствами, что-то там с удовольствием крутила, вертела, сочиняла… Результаты были — блеск! Пальчики оближешь и проглотишь! И хотя Вера Александровна с неменьшим, чем обычно, энтузиазмом отдавалась своей работе, более того, постоянно повторяла, что ее нынешняя театральная студия ни в какое сравнение не идет с предыдущими, что таких талантливых и увлеченных ребят у нее еще никогда не было, новое отношение к кухонному времяпровождению было налицо: обеды стали и обильнее, и разнообразнее. Ну а уж во время пребывания сталинградских родственников каждая трапеза превращалась в настоящий праздник. По вечерам заводили радиолу — вожделенный телевизор существовал пока еще только в проекте — и танцевали. Блестяще танцевали! И папа с мамой, и дядя Сережа с тетей Олей. Танго, фокстрот, вальс… Места для танцев, особенно для вальса, было не так уж много, но как-то все умещались. Иногда заходили немногочисленные знакомые, присоединялись. Мальчишки крутились и путались под ногами, верещали там что-то свое… А иногда мамы подхватывали их в качестве кавалеров и заставляли кружиться и вертеться в каких-то псевдотанцах. И не только Лешка и Валерка, которым только дай побузить, но и степенный и рассудительный Георгий что-то там тоже «выкренделевывал» ногами, как бы тоже танцуя, ну или хотя бы делая вид, что танцует. (Кстати говоря, генерал-майор Жаворонков так и остался на всю жизнь еще тем танцором! Никакие спецзанятия не помогли!) А тем далеким летом это все было ужасно весело, шумно, заводно, да просто здорово!
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
