активно воровал колбасу с Маниного бутерброда, пока она толкала речь.
— Ладно, что это мы о грустном. Короче, чтобы ты не беспокоилась, у меня все ок. Я свободная, как ветер, и все еще очччень ничччего! — пропела она и принялась хохотать. В этом вся Маня: от слез до смеха всего ничего.
Я поняла, что на личном фронте у сестрицы тоже глухо, потому решила временно эту тему не развивать. Мы пили чай, болтали о пустяках, обменивались сувенирами, смотрели фотки и попутно обсуждали общих знакомых. Внезапно я словила себя на мысли, что мы с ней словно и не расставались вовсе. Все как в детстве. И даже кухня та же, бабушкина. И чашка, и Манино противное сербание, и эта ее дурацкая привычка болтать ногой. И как я могла не радоваться ее приезду и мечтать пролежать весь свой отпуск на диване? Тут я глянула на часы и ахнула:
— Систер, мне пора на работу. Я же только до обеда у Гарыныча отпросилась.
— Шел бы твой Гараныч к черту, к тебе сестра приехала, — заныла Маня, допивая остатки чая из чашки. — И вообще, я что-то не поняла, ты что, отпуск еще не оформила? Я же тебе строго-настрого…
— Ой, все! — перебила я ее, — не начинай свои нотации. Отпуск пока не взяла. Думала: вдруг ты передумаешь? А мне потом…
Маня сурово покачала головой и на всякий случай даже покрутила пальцем у меня перед носом.
— Не мечтай! Мы едем на море и точка. Искать приключения и хороших мужиков. У нас во Франции с этим глухо, там мужик не тот — все «сильвупле» да «бонжур». Тоска. А мне нужен такой, настоящий: могуч, вонюч и волосат! И вообще, должна же молодая красивая девушка летом побывать на море?
Я не стала уточнять, какую именно девушку она имеет в виду. И почему, мечтая о вонючем и волосатом, сидит во Франции, потому что разговор затянулся бы до вечера. А я нещадно опаздывала. Быстро натянув джинсы и рубашку, я схватила ключи от папиной машины и рванула на выход. Марья увязалась за мной с целью обозреть любимый город, заскочить на кладбище к родным и сделать необходимые покупки к поездке.
Отпуск, а также скудные отпускные на работе мне выдали без проблем. Благо, я заранее предупреждала кадровичку. Горыныч уточнил, куда я еду, и даже умудрился дать мне поручение. Оказывается, в курортном городе, куда мы собрались ехать, у него жила теща, и ей срочно нужно было передать какую-то справку для пенсионного фонда.
Остаток дня Маня протаскала меня по центру, заглянув во все мыслимые и немыслимые магазины. Зачем-то она зашла даже в Зоо-лавку, правда, ничего путного там не прикупив. Я же вспомнила о своем коте, которого собиралась завозить родителям, и приобрела его любимый корм с запасом. Также нами были куплены крема для загара, купальники, шлепанцы и прочая дребедень, без которой ни одна уважающая себя леди не отправится на курорт. Под конец, нагруженные пакетами, мы еще забрели в продуктовый. Опустошили там полки и прихватили бутылку коньяка на вечер. Приезд родни всегда отмечался с размахом.
— Ну что, кого позовем в этот раз? — обреченно пыхтела я, топая к машине. Обычно Марья звала в гости всех своих друзей, одноклассников и просто хороших людей, имевших несчастье проходить мимо.
— Не знаю, — задумчиво вздохнула она, залезая в машину. — Как-то настроения нет. Может, на пляже отметим? Заодно и мой приезд, и наш. На море.
— Чего это ты? — испугалась я, потому что такая меланхолия Мане была совсем не свойственна. — Часом не заболела?
Сестрица фыркнула, демонстрируя свое отношение к болезням, и изрекла:
— Устала я просто. Посидим тихо, по-семейному. Хочешь, позови этого своего Валеру. Я не против.
— Валера, хоть мне и друг, но к моей семье не имеет никакого отношения, — заволновалась я еще больше, потому что такая ее щедрость души меня напугала. Валеру она видела всего два раза в жизни: во время задержания бабки и на свадьбе тетки, куда я имела глупость отправиться вместе с ним. И теплыми их отношения я бы могла назвать лишь с большой натяжкой. И это я еще не желала напоминать Мане случай, при воспоминании о котором Валера всегда боязливо поджимал ногу.
На эту самую ногу моя систер умудрилась ему наступить на свадебном танцполе, что повлекло за собой перелом мизинца и стойкую нелюбовь к ней моего уже бывшего возлюбленного. Однако Валера был легок на помине. Он нарисовался сам, позвонив мне на сотовый, едва мы ввалились в квартиру.
— Ну что, приехала твоя боевая подруга? — ехидно осведомился он, что-то жуя в трубке. Как по мне, эти работники полиции всегда что-то жуют. Не удивительно, что преступность растет, как животы у доблестных сотрудников. Все это я и сообщила Валере в язвительной форме, но он не обиделся и деловито сообщил:
— Я зайду через час, только с одним наркошей закончу. Прикинь, таскался по городу с трехлитровой банкой сушеной конопли. Придурок.
— Тащи ее сюда, — пророкотала в трубку сестра, приклеившая ухо в самом начале разговора. — Банку в смысле. И задницу свою тащи. Только по дороге купи пирожные. Я виски привезла из дьютика.
Валера застонал и отключился. Видно, мысли о дьютике придали ему ускорение, и к нам он заявился в рекордные сроки. Без конопли, но с тортом под мышкой. Маня критически его осмотрела и вынесла вердикт:
— Валерик, скоро тебя бросит и твоя Мессалина. Пузо начало расти, костюм помятый. Что за халатность?
Валерик заныл, стал жаловаться на непомерные труды и тяготы жизни, но под шумок вымыл руки и ужом проскользнул на кухню. Мы оставили его там сторожить накрытый стол от посягательств кота, и пошли складывать сумки.
* * *
Ехать мы собирались на неделю, потому решено было много вещей не брать. Сойдясь во мнении, что все забытое можно прикупить на месте, мы ограничились двумя небольшими чемоданами с ручкой, которые упаковали в рекордные сроки. Нам тоже хотелось поскорее приступить к трапезе и виски.
Чокнувшись за приезд, мы с удовольствием приступили к еде и неспешной болтовне. Валера, подобрев к Мане за ее щедроты, жаловался