Горящие и дымящиеся обломки воздушных судов обрушились на территорию Мерионской начальной школы на Боуман-авеню в 12:19, однако каменное здание школы и те, кто в нем находился, не пострадали. Напуганные дети разбежались с площадки, когда учителя вывели остальных наружу. В считаные минуты к школе начали сбегаться встревоженные родители в тренировочных костюмах, деловой одежде, халатах. Большинство из них были вознаграждены трогательным воссоединением со своими детьми в клубах едкого дыма.
Почти все время эти темы не сходили с полос газет, вместе формируя мощнейшую новостную картину, с которой обозреватель или редактор должны были обращаться осторожно. Что имеет наибольшее значение в этой истории? Гибель сенатора? Зрелищное крушение? Смерть детей?
В первом абзаце автор решает упомянуть сенатора и крушение сначала, приберегая напоследок «игровую площадку начальной школы». На протяжении всего текста подлежащие и сказуемые размещаются в начале, подобно паровозу и вагону с углем, оставляя другие интересные слова, как служебный вагон, на потом.
Обратите также внимание на порядок, в котором автор перечисляет взволнованных родителей, которые появляются у школы «в тренировочных костюмах, деловой одежде, халатах». Любой другой порядок слов ослабил бы предложение. Уточнение «в халатах» в конце подчеркивает экстренность ситуации: люди выбегали из дома в чем были.
Размещение сильного материала в начале и в конце помогает авторам прикрыть более слабый материал в середине. Обратите внимание, как в приведенном выше тексте автор оттеняет менее важные элементы новости – «где» и «когда» («над районом Лоуэр-Мерион вчера») – в середине лида. Эта стратегия также работает при оформлении цитат:
«Это было ужасающее зрелище, – говорит Элен Амадио, которая прогуливалась неподалеку от ее дома на Хампден-авеню, когда произошло столкновение. – Как будто взорвалась бомба. Сразу заклубился черный дым».
Начните с цитаты. Спрячьте атрибуцию текста внутрь. Закончите выразительным отрывком.
Некоторые преподаватели называют это инструментом выразительности 2–3–1, где наиболее яркие слова или изображения помещаются в конце, следующие по степени выразительности – в начале и, наконец, наименее сильные – в середине. Но как по мне, тут слишком много расчетов. Вот моя упрощенная версия схемы: расположите лучший материал в начале и в конце, а более слабый спрячьте посередине.
Эми Фасселман делает нечто подобное в первом предложении ее романа The Pharmacist’s Mate («Помощник фармацевта»): «Не вступайте в интимные отношения на судне, если только вы не хотите забеременеть». Наиболее интригующие слова идут в начале и в самом конце. Габриэль Гарсиа Маркес использовал эту же стратегию, начиная роман «Сто лет одиночества», для получения ошеломляющего эффекта словами: «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед»[7].
Этот же прием подойдет и для абзаца, что подтверждает Элис Сиболд в следующем фрагменте: «В том месте, где я была изнасилована (это бывший подземный ход в амфитеатр, откуда артисты выбегали на сцену прямо из-под трибун), незадолго перед тем нашли расчлененный труп какой-то девочки. Так сказали полицейские. И добавили: нечего и сравнивать, тебе еще посчастливилось»[8]. Это заключительное слово героини «Милых костей» резонирует с такой болью и силой, что Сиболд помещает его в заголовок своих мемуаров.
Эти инструменты выразительности стары, как сама риторика. Ближе к концовке известной трагедии Шекспира Макбету сообщают: «Скончалась королева, государь»[9]. За этим удивительным примером выразительной силы порядка слов следуют одни из наиболее мрачных строк в мировой литературе. Макбет отвечает:
Она могла бы умереть и позже;
Тогда для слов таких нашлось бы время.
Все завтра, да все завтра, да все завтра…
Плетутся мелкими шажками дни
До слов последних в книге нашей жизни.
А все «вчера» глупцам путь освещали
В смерть тленную. Погасни же, огарок!
Жизнь – тень бегущая; актер несчастный,
Что час свой чванится, горит на сцене, –
И вот уж он умолк навек; рассказ,
Рассказанный кретином с пылом, с шумом,
Но ничего не значащий.
Поэт имеет одно колоссальное преимущество над теми, кто пишет прозу. Он знает, где закончится строка. Для выразительности он ставит слово в начало строки, предложения, строфы. Нам, прозаикам, приходится управляться с предложением и абзацами, которые что-то да значат.
ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ
1. Прочитайте речь Авраама Линкольна, которую он произнес под Геттисбергом, и речь Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта». Изучите порядок выразительных слов.
2. С карандашом в руке прочитайте статью на свой выбор. Обведите первое и последнее слово каждого абзаца.
3. Проделайте то же самое с вашими последними текстами. Отредактируйте предложения так, чтобы сильные и интересные слова, которые могут скрываться в середине, появились в начале и в конце.
4. Попросите друзей назвать клички их собак. Запишите клички в алфавитном порядке. Представьте себе, что этот список появляется в рассказе. Поиграйте с расположением кличек. Какая окажется в начале? Какая будет последней? Почему?
Инструмент 3. Активируйте глаголы
Сильные глаголы создают динамику, экономят слова и раскрывают персонажей
Президент Джон Кеннеди признался, что его любимой книгой был роман Яна Флеминга о приключениях Джеймса Бонда «Из России с любовью», изданный в 1957 году. Подобное предпочтение открыло нам больше о Кеннеди, чем мы на тот момент знали, и породило культ агента 007, сохранившийся по сию пору.
Мощь стиля Флеминга заключается в использовании активных глаголов. Предложение за предложением, страница за страницей, любимый секретный агент Великобритании, его прекрасные напарницы и их злодеи-соперники демонстрируют действие глагола (курсив мой. – Р. К.):
Бонд поднялся по лестнице, открыл дверь номера и запер ее за собой. Сквозь раздвинутые шторы в комнату лились потоки лунного света. Он подошел к столу, включил лампу с розовым абажуром, разделся, прошел в ванную и несколько минут стоял под душем… Он почистил зубы, выключил в ванной свет, вернулся в спальню…
