Скрипку Митяй нес сам. За игрой и добычей он отвлекся, теперь же темное дерево, спрятанное в чехле, заполняло мысли. Не терпелось снова прикоснуться к нему, убедиться – не ушел ли из рук дар.
Беспризорники долго стучали в двери, прежде чем смотритель маяка нехотя приоткрыл их. Угрюмый очкарик на доски даже не посмотрел и молока не предложил, только ткнул в сторону сараюшки и пробурчал что-то грубое. Мальчишки переглянулись – не привыкать. Главное – есть крыша над головой, есть огонь, есть какой-никакой горшок, в котором можно сварить еду. А без молока обойдемся.
Когда последняя ракушка была высосана дочиста, Алабаш тотчас зарылся в сено и уснул. А Митяй все ворочался с боку на бок, то кутался в клифт, то скидывал с себя тряпки – сараюшка казалась ему вонючей, сено грубым. И скрипка звала – словно слышалось, как вливается ее голос в шорохи ночи. Устав, наконец, от бессмысленной маеты, Митяй взял футляр и вышел во двор. Тучи ползли над горами, светил маяк, где-то в низенькой башне бродил взад-вперед смотритель.
Осторожно раскрыв футляр, Митяй приложил инструмент к плечу. Он не знал, что играть. И скрипка решила за него. Звуки полились серебром, то мчась вслед за ветром, то вторя цикадам – скрипачу ли не узнать скрипача. Время смывают волны, берег встречает воду, люди разрушат берег, время сметет людей. Пальцы колдовали над струнами, мальчик слушал, не веря – это играет он.
– Браво! Браво, молодой человек! Для ваших лет вы прекрасно импровизируете. Только темп плоховато держите. Позвольте я покажу.
Безразличное лицо смотрителя маяка преобразилось, худые руки, протянутые к скрипке, дрожали. Взбешенный тем, что его прервали, Митяй сглотнул бранное слово – что теперь, всякий будет лапать инструмент? Но жалость возобладала – смотритель смотрел на скрипку, как он сам порой пялился в витрину колбасной лавочки.
– Нате, – пробурчал мальчик.
Достав из кармана платок, смотритель привычным жестом расправил лоскут под подбородком, приладил скрипку, взмахнул смычком – и неумелая мелодия Митяя распахнула чаячьи крылья, заполнила двор, отразилась от пыльных стекол. Колесо времен закрутилось, разбрызгивая года – что ему революция, что война и потери – лишь бы море плескалось о вечный берег, лишь бы звезды зажигались над головой. Митяй слушал – он понимал музыканта, и только это понимание останавливало от бешеного желания отобрать инструмент, спасти от чужих рук.
Завершив пьесу, смотритель не стал возвращать скрипку – подслеповато щурясь, он долго разглядывал деку.
– Пойдемте-ка в дом, молодой человек, откушаем с вами чаю.
Пить Митяю не хотелось, ему нужна была только скрипка. Как некстати Алабаш спит – еще тюкнет его по голове этот очкастый да ограбит как есть! Но смотритель вражды не проявил. Он действительно поставил перед мальчишкой хрустальную вазу с какими-то давно засохшими сластями, налил очень крепкого чаю, зажег две лампы, достал лупу и стал разглядывать инструмент заново. Завязнув зубами в каменной пастиле, мальчик смотрел, как подрагивают острые ноздри смотрителя, шевелятся тонкие губы.
– Батюшки! Вот так встреча!
Чужие жадные пальцы снова прошлись по скрипке, ощупали ее, как живую, осторожно приподняли, взвешивая.
– Отдайте! – не выдержал Митяй.
– Погодите-ка, молодой человек! – Глаза смотрителя заблестели, словно тот успел выпить водки. – Расскажите-ка лучше мне по-хорошему, из какой дворянской усадьбы вам удалось стащить раритет? Расскажите правду – я не пойду в ЧК.
– Я не вор, – обозлился Митяй. – Скрипку мне подарили.
– Ах, подарили, – обидно фыркнул смотритель. – Вы еще скажите мне, будто вы выживший цесаревич, вечная ему память. Такие скрипки дарят царским детям, а не оборвышам.
Запинаясь от неловкости, Митяй в двух словах рассказал историю с незнакомцем. Смотритель со вздохом протянул ему инструмент.
– Похоже, вы человек необычной судьбы. Не знаю, кто сделал вам подарок, но надеюсь, он сделал это не зря. У вас очевидный талант, молодой человек. Главное, занимайтесь побольше. И по возможности найдите себе приличное место – на улице скрипка скоро погибнет, ей нужны сухость, тепло, покой. К сожалению, не могу предложить вам мой скромный дом – поверьте, в любом подвале вам будет лучше, чем у… – Смотритель замялся, затем продолжил: – Я покажу упражнения.
Из пыльного шкафа на свет появилась другая скрипка – большая, гладкая, гулкая. Смотритель, прикрыв глаза, сыграл небольшую пьеску, затем подозвал Митяя и начал «ставить руки», больно давя на костяшки пальцев, растягивая сухожилия. О децимах, квинтах и терциях он рассказал вскользь, ощущение музыки было важнее. До рассвета продолжался урок. Затем смотритель порылся в комоде и достал оттуда черный костюм на мальчика – прямые брюки, короткий пиджачок, белую сорочку, завернутые в газету блестящие штиблеты:
– Возьмите, это вещи моего сына. Переоденьтесь и уходите вместе с вашим товарищем. И не возвращайтесь сюда, слышите! Я нынче не самое почтенное знакомство.
Сонный Алабаш сперва не узнал дружка в гарном паныче, забормотал что-то жалостное, потом озлился. Митяй поднял его за шиворот.
– Нам уходить велели, тотчас.
– Что ты такого натворил, Митька, пропащая твоя душа, – по-взрослому вздохнул цыганенок и зябко передернул плечами. – Ну, пошли, раз велели.
Закрывать за мальцами ворота никто не стал. Митяй видел огонек в кабинете смотрителя, но хозяин не вышел прощаться. Начал накрапывать дождь – сперва мелкий, задорный, потом холодный, колючий, потом где-то над башнями словно разверзлись хляби небесные – и полило. Мальчишки укрылись в полуразваленной мазанке, притулившейся к холму, и, прижавшись друг к другу мокрыми спинами, скучно смотрели, как сереет небо, прорезаются из сумрака тугие струи воды. Оба клевали носом, но сон не шел. Когда рассвет тронул мягкой ладонью спины холмов, со стороны города показался патруль – трое красных бойцов с винтовками, а за ними – неприметный человек в штатском. Перепачканный глиной отряд прошел к маяку, мальчишки переглянулись – и дали деру, едва солдаты исчезли из вида.
На Карантине погасли окна. Сонные жители копошились во дворах, жены поливали мужьям из кувшинов и подавали шитые полотенца, лениво гавкали псы, орали запоздалые петухи. Надо было решать, что делать дальше. Воровато оглянувшись, Митяй приоткрыл чехол убедиться, что дождь не повредил скрипке. Потом хлопнул себя по карману и неумело выругался, вспомнив, что оставил все башли в старом клифте. Небось, за ними теперь не сходишь! Или все же переложил?
