Озеро виднелось с обеих сторон небольшого полуострова, который выдавался в воду прямо перед ней. Похожий на указательный палец, он тянулся в направлении необитаемого островка, расположенного недалеко от берега и покрытого кое-где елями и соснами; скалистые выступы отвесно опускались в воду. Унылый февральский день был скуп на краски, бело-серо-черная палитра резко контрастировала с великолепным буйством, которое девушка привыкла видеть каждое лето, когда приезжала сюда.
Еще несколько дней назад на земле лежал снег, но сейчас он таял и напоминал о себе седоватыми, слякотными остатками в саду и в поле. На озере кое-где держался лед, главным образом вдоль береговой линии; дальше вода была открытой, и сердитые волны заплескивались на края льдин.
Берч Торп располагался к западу от Стокгольма, на южном берегу озера Меларен, которое, строго говоря, озером не было. Скорее — одним из заливов Балтики, узкими щупальцами вдающимся глубоко в сушу. Во времена викингов водоем был соленым, но в какой-то момент, начиная с двенадцатого века, суша вокруг стала подниматься, пока морская вода не перестала втекать в залив, а, наоборот, начала вытекать, соленость постепенно понижалась, и озеро превратилось в пресноводное. Образовавшаяся огромная естественная сеть каналов и водных путей соединила внутреннюю Швецию с прибрежными районами и важнейшими торговыми путями.
Мия знала, что в прежние времена богатые шведы в жаркие месяцы года скрывались от зноя больших городов в загородных владениях. Где-то на рубеже девятнадцатого — двадцатого веков к ним присоединились средние классы, хотя и в меньших масштабах. Вокруг многочисленных шведских озер начали появляться крошечные деревянные домики, обычно без водопровода и прочих удобств, то есть типично летние.
Сотни, нет, тысячи озер, разбросанных по всей стране, с избытком предоставляли берега для этой цели, но когда семейство Элин последовало примеру прочих, они, очевидно, строились на собственной земле.
— Мам, разве бабушка не говорила, что ее семья много поколений фермерствовала в этих краях?
Мать Мии Гунилла сидела в старинном кресле-качалке, беспокойно раскачивая его взад и вперед.
— Что? Откуда мне знать? Это ты всегда слушала ее истории, а не я. Хотя, если подумать, я припоминаю, что ребенком пару раз навещала каких-то своих кузенов на соседней ферме. Правда, думаю, в конце семидесятых они ее продали.
Интересно. Бабушка никогда не упоминала об этих родственниках, а Мие в голову не приходило что-либо из ее слов проверять, но теперь девушка была полна решимости просмотреть документы при первой же возможности. По крайней мере, она хотела доказать Бергеру, что не лгала.
Домик представлял собой двухэтажное деревянное здание с большой верандой, из окон которой открывался великолепный вид на озеро. Первый этаж был разделен на две половины: большая кухня слева и гостиная справа; между ними поднималась крутая лестница. На втором этаже находились две спальни с мансардными окнами и наклонными потолками, а также общая для них крошечная ванная комната.
Мия вздохнула и, глядя прямо перед собой, решилась затронуть больную тему:
— Ей следовало отдать дом тебе. Все равно я не смогу жить здесь подолгу. Хочешь, я перепишу документы?
— Господь с тобой, нет! Я далека от того, чтобы забирать то, что она явно не хотела завещать мне.
Мия услышала досаду и боль в голосе матери.
— Мама… — начала она, нарочно употребив шведский вариант этого слова, помня, что Гунилле оно нравится, и надеясь успокоить ее.
— Нет. Я знаю, ты считаешь, что я веду себя по-детски, но твоя бабушка ясно дала мне понять, что Берч Торп будет твоим. Мне пришлось подписать бумаги, где я отказываюсь от своих прав на поместье в твою пользу, поскольку в этой стране дети автоматически наследуют половину. Я этого не заслуживаю, потому что она считала меня плохой матерью. И дочерью, если уж на то пошло.
— Неправда. Она всегда была рядом с тобой.
Это тоже было не совсем так, но Мия придерживалась именно этой версии. Гунилла пережила трудный период в свои двадцать с небольшим: пристрастие к алкоголю вынудило ее передать опеку над Мией своему тогдашнему мужу. И хотя Элин делала все возможное, чтобы помочь, забирая Мию к себе каждое лето, старая леди не была очень терпелива с дочерью. По мнению Элин, Гунилле недоставало силы воли, и ей следовало просто взять себя в руки. Она отказывалась признавать, что дочери сначала нужно было справиться с глубокой депрессией, которая и привела ее к пьянству.
— Нет, не была. Она просто платила по счетам и ждала, пока я приведу себя в порядок.
— Ну, может быть, это было то, что тебе нужно, — осмелилась предположить Мия. — Если бы она тебя баловала, ты бы постаралась бросить пить и начать новую жизнь?
— Конечно, и намного быстрее, — раздраженно ответила Гунилла, но Мия ей не поверила.
Однако вся эта история давным-давно окончилась. У Гуниллы был новый муж и двое маленьких сыновей, которые не давали ей сорваться в прежнее. Большую часть времени она казалась довольной своей жизнью — за исключением тех случаев, когда встречи с дочерью бередили старое чувство вины. Это было глупо, потому что Мия не держала на нее зла.
Девушка снова вздохнула, не желая вступать в спор.
— Чепуха какая-то — отдать мне дом, — пожала она плечами. — Я говорила бабушке. Как мне выкраивать время, чтобы приезжать сюда и приглядывать за ним? Работа в Англии, да и Чарльз не захочет проводить здесь каждый отпуск. Хотя он ничего не имеет против Швеции как таковой, но он любит путешествовать по разным местам.
Она попыталась представить, как ее английский жених коротает здесь лето, подобно ей самой, и не смогла. Он был тут однажды, но визит прошел неудачно. Неказистая обстановка и отсутствие привычного комфорта, вся эта «жизнь в гармонии с природой», которую вела бабушка, претили ему — он чувствовал себя словно рыба, выброшенная на берег. Чарльз был городской мальчик, коренной лондонец, и любая невинная просьба, скажем, насадить червяка на крючок, чтобы порыбачить, ставила его в тупик. Ради Мии он пытался приноравливаться, но она видела, каких сверхусилий ему это стоило, и поэтому ездила сюда одна.
Почему-то вдруг она представила здесь Хокона Бергера. Без сомнения, тот будет в своей стихии — червяки его не обескуражат, а бивачная жизнь археологу не в новинку. Она вспомнила его лицо, когда он улыбнулся ей вчера, застав врасплох. Улыбка полностью изменила его черты — настолько, что она чуть не задохнулась. Когда суровое выражение исчезло, она увидела опасно привлекательного мужчину, но из этого отнюдь не следовало, что ей нужно взять его на примету. У нее был жених, и, кроме того, Бергер был не в ее вкусе. Мужчины с внешностью, как у него, обычно слишком хорошо осознавали свое обаяние и, как следствие, были невыносимы. Она уже попадалась на такую удочку раньше, и это плохо кончилось.
Лучше больше с ним не встречаться, решила она. Да он, вероятно, уже и забыть успел о ее кольце. А если нет, она пошлет ему копии старых завещаний, как только получит их. Никакой необходимости в дальнейших контактах между ними вообще не было.
