напряжённому взгляду, высматривал он кого-то конкретного.
— Ну что ж, — сказал он, слегка расслабившись, — через пару минут ниже по улице за поворотом появится девочка лет десяти в спортивном костюме. На следующем сквозном перекрёстке её собьёт машина. Если поторопишься, успеешь её спасти… Вот только загвоздка, смертница она. И очень скоро ей суждено будет совершить теракт.
— Прямо по приказу Всевышнего, — без юмора добавил Дима, — готовят их будь здоров. Прямо как коров на убой.
— Спасти её и пожертвовать жизнями десятков, или же ничего не делать и обойтись одной жертвой, — пожал плечами Альберт и указал в сторону перекрёстка.
Али выронил остатки бургера, когда увидел девочку. Лет двенадцати лет с голубыми глазами. В какие игры с ним играли, и в какого подопытного кролика превратили.
— Часы тикают, Али, — снова засмеялся Дима, — тик-так, тик-так, торопись, если не умеешь летать.
Али бросил бутылку и побежал за девочкой. Сердце колотилось, мысли хаосом кружились в голове. В глазах потемнело, а девочка шла к перекрестку всё быстрее и быстрее. Послышался гул мотора и где-то вдалеке появилась машина. Девочка не обращала внимания ни на кого и шла дальше. Али сбавил бег. Дыхание перехватило, шаг сбился. Гул нарастал и Али ускорился из последних сил…
Завизжали тормоза. Поднялась пыль и окутала дорогу. Али почувствовал удар от падения и что-то маленькое зашевелилось в пыли. Али приподнял голову, но машины и след простыл. Девочка быстро вскочила и побежала прочь. Али вытер лицо, всё ещё не веря в произошедшее. Откуда они знали про девочку, откуда знали, что машина в этот час, в эту минуту появится на перекрёстке. Он хотел получить ответы, но те, кто мог их дать, растворились в солнечном свете.
Глава 4
Машины с мусором стройными рядами двигались к свалке. Лена, женщина лет сорока пяти, смотрела вдаль суровым отрешённым взглядом. Её изрезанное морщинами лицо, сухое от ветра, пропитанное грязью и нечистотами свалки, давно перестало быть привлекательным. Её муж умер года три назад от пневмонии, тут же на свалке, оставив на растерзание жизни её и пятилетнюю белокурую дочь Юлю. Он отходил в мир иной со взглядом бойца, уставшего от боёв. Лена плакала долго, Юля ещё дольше. После рождения дочери Лена набрала вес, а после смерти мужа вспухла от горя, приняв вид воздушного шарика. Голубые глаза Юли потускнели от слёз и сигаретного дыма, а глазницы наполнились дешёвым алкоголем.
Свалка как больница или церковь. Сюда стекаются разные люди, разные судьбы и разные истории. Под весенним солнцем оттаивали грехи зимних вечеров в виде замёрзших трупов и потерянных надежд. Лена налила в грязный стакан водку и опрокинула его, не закусывая. Водку на свалку поставлял Игорь, зачастую палёнку, но зато не втридорога, почти по себестоимости. Три ящика уходили за неделю, будто горячие пирожки. Водка спасала от тягот и невзгод и была такой же неотъемлемой частью жизни, как плечо друга и крыша над головой, сколоченная, зачастую, из поддонов и полусгнивших досок. Каждый вечер, приготовив ужин из картошки или гречневой и рисовой круп, небольшой круг людей собирался на окраине свалки у лампы или костра и обсуждал перипетии дня. Они походили на древнее племя, которое грелось и пряталось от темноты в свете волшебного пламени. Вот только вряд ли тогда так воняло, да и жизнь, наверное, была наполнена большим смыслом, чем у этих бедолаг. Когда, вдоволь напившись, последний из могикан покидал священное место, над головой уже кружила стая ворон, возвещая начало нового дня.
У Юли были три подружки её возраста. Катя, самая маленькая на свалке, ростом чуть выше собаки, была тоже блондинкой, с карими глазами. Зубов у неё было мало, половину потеряла из-за побоев со стороны сверстников и дома. Вторая половина сама сгнила и отвалилась. Несмотря на четырнадцать годков отроду, она походила на второклассницу наркоманку. Две другие, брюнетки близняшки, чумазые и днем и ночью, казалось, не замечали тягот жизни, а когда в руках оказывались сигареты и стакан, так вообще становились самыми счастливыми.
Люди прибывали на свалку жизни часто и уходили быстро, зачастую сразу на небеса. Но были среди «постояльцев» и долгожители, к коим относились Лена и её дочь. Женщины почему-то лучше мужиков переносили тяготы жизни на свалке, то ли меньше раздумывали о мирском величии, то ли боялись оставить детей, рождённых тут же, на произвол судьбы. А у детей так и вовсе иммунитет с рождения был. И к грязной воде, и к плохой еде и к желанию наложить на себя руки.
— Ещё парочка, — сказал Дима, указывая на два трупа, завёрнутых в полиэтилен. — Урожайная нынче зима выдалась.
— Весёлого мало, — вздохнул Альберт, — на трупы здесь плодородная земля.
— С приходом восточного ветра она будет ещё плодороднее, — Дима достал сигарету, — и могильной канавы не хватит.
Они прошлись по дороге, устланной мусором, к ветхим жилищам местных жителей. Юля с ребятами смотрела на них недоверчиво, никого из взрослых дома не было.
— Мы журналисты, — улыбнулся Дима, — будем снимать вашу жизнь, тебя покажут по телевизору.
Одеты они были недорого, чёрные пуховые куртки и ботинки были, такое чувство, подобранны тут же на свалке. Брюки на Диме и синие джинсы на Альберте износились и стёрлись на коленях почти до дыр. Общий язык с местными нашли быстро, хватило пары бутылок водки и палки колбасы. Как оказалось, жили тут и гитаристы, и певцы, и бывшие военные, прошедшие горячие точки. По обыкновению, вечерами после первой закатывали песни, после второй переходили на задушевные разговоры, а после третьей поминали павших. И на войне и здесь, на свалке. Ещё и не разберёшь, где больше полегло.
— А недавно так и вообще неординарный случай был, — рассказывал дядя Витя, бывший тракторист, попавший сюда после развала колхоза, — пришли трое мужиков, хорошо одетых и с деньгами, предложили заработать за пару часов. Сыграть, мол, надо, на публику красиво. Есть среди вас артисты. Ну и Гришка, бывший актёр, и согласился. Дали ему тысячу рублей, отмыли, приодели, накормили, сто грамм налили. Потом увезли, а через полчаса вместе с десятью человеками на краю свалки выгрузили. Те-то все разодетые, да припомаженные. Сразу видно, не нашего круга лица. Поставили на колени да как пульнут в воздух. Будете, мол, платить… Все замотали головами, хоть убивайте, не будем. Ну и Гришке ствол к затылку приставили, будешь платить? Не буду. Будешь платить? Не буду… Он то думал, шутка всё это, играл убедительно. А тут пулю словил. Ну и все остальные ошарашенные тут
